В-третьих, далеко не всем немцам новый режим понравился, в Баварии объявился свой фюрер – некто Адольф Гитлер, бывший ефрейтор кайзеровской армии. Он создал свою партию, тоже рабочую, но социалистическую. Франция и Австрия ввели на территорию Баварии войска и не дали Тельману устроить там «красный блицкриг». Но сейчас поговаривали о том, что и во Франции на выборах могут победить левые, и тогда судьба Германии может измениться.
Чиновник прервал мои размышления и протянул мне паспорт.
– Уведомляю вас официально, – произнес он строгим тоном, – что вы обязаны в суточный срок встать на учет в Аусландер бюро и только с его разрешения можете приступить к своей учебно-научной работе.
– Яволь, – вырвалось у меня в ответ.
Берлин поразил какой-то грязью на улицах. Лозунги, красные флаги и неубранный мусор. Как будто неотъемлемой частью коммунистического учения является отказ от услуг дворников. Говорят, когда в феврале 1917 года в Петрограде власть захватили восставшие дезертиры и социалисты, город тоже зарос грязью. Сам я того не видел, до нашего медвежьего угла в Тверской губернии все новости о мятеже и подавлении его бронечастями дошли с запозданием.
Бардак был не только на улице. В гостинице рядом с гумбольтовским университетом заседал какой-то комитет свободной немецкой молодежи, пришлось идти в другую.
В «Старом Керле» комитеты не заседали. Но было не прибрано в коридорах и весьма посредственно убрано в нумерах. Господи, и это Германия! Да даже Бежецкие «Номера Сабашникова» содержатся чище.
В берлинском пиве явно чувствовалась вода. Я не преминул указать на это кельнеру, и он с грустью покачал головой.
– Увы, товарищ, путь к мировому коммунизму не прост.
– Неужели при мировом коммунизме не будет мирового пива? – пошутил я в ответ.
Лицо кельнера омрачилось еще больше, неожиданно он наклонился ко мне и прошептал: – Боюсь, что тогда в пиве останется одна вода, майн герр.
012
И еще одно изменилось – иностранцы теперь воспринимались как весьма подозрительные типы, в чем я убедился, посетив утром Аусландер бюро. Мне пришлось заполнить около десяти анкет, и теперь я должен был ждать трое суток, прежде чем бюро даст мне разрешение на пребывание в Германии. Столь долгая задержка в мои планы не входила. Пришлось вспомнить некоторые приемы из арсенала Лангинкоски. Я украл у подходящего по внешнему виду немецкого студента аусвайс и после долгой возни сумел заменить фотографию на свою. Вместо русского студента Константина явился немецкий коммерсант Карл Ломан.
Поиски Лампе не составили труда. Бывший подводник был авторитетным членом Немецкого морского союза и проживал в городе Ульм, на самой границе мятежной Баварии. Осталось найти способ войти с ним в контакт. Вряд ли старик станет подробно беседовать с неким русским студентом.
На этом месте мои размышления были прерваны самым бесцеремонным образом – трамвай остановился, и все пассажиры дружно направились к дверям. Оказывается, широкую Лейпциг-штрассе перекрыли ради очередного митинга коммунистов. Реяли красные знамена. В оцеплении стояли крепкие парни с красными звездами на рукавах и черными пистолет-пулеметами на груди. Из репродукторов доносился голос Тельмана. Говорил, в общем-то, правильные вещи – что сила Германии зависит от каждого немца, что покорить мир Германия может не силой солдат, а силой идей, что немецкий народ велик, ибо подарил миру гений Карла Маркса, что глобальный экономический кризис 1932 года – свидетельство правоты Маркса и неизбежного краха капитализма.
Слушатели вскидывали сжатые кулаки. «Рот фронт!» – гремело над площадью.
Я повернул на перекрестке и, пройдя пару кварталов, неожиданно увидел еще одно оцепление из бойцов RVA. Перед цепочкой солдат собралась толпа зевак. Оказывается, представители свободной немецкой молодежи не только заседали в штабах, но и занимались реальным делом. Шел погром редакции газеты «Народный обозреватель». Громили по-немецки основательно – вся Циммерштрассе была покрыта листами белой и газетной бумаги. Внезапно из здания послышался яростный визг, а потом из окна третьего этажа вылетела маленькая человеческая фигурка, человек нелепо раскинул руками в воздухе и с глухим стуком упал на усеянную бумагами мостовую. Искрами брызнули стекла очков, и по бумагам стало расползаться красное пятно.
– Никак самого Йозефа кинули, – заметил один из зевак. – Умолкнет коричневый соловей.
Вслед за главным редактором из окна на улицу вылетел огромный письменный стол. При падении один ящик открылся, и я увидел, как на мостовую просыпались небольшие кусочки картона с диагональной красной полосой – пресс-карты.
Вскоре из окон здания повалил дым, а довольные представители свободной немецкой молодежи стали группами выходить из дверей и с веселым гомоном рассаживаться в ожидавшие неподалеку грузовики. Некоторые вели с собой пленных. Трое, весело ухмыляясь, тащили за руки тоненькую блондинку в разорванной у плеча белой блузке и тесной серой юбке. На лице девушки застыло выражение ужаса и отчаяния. Она подняла голову и… и зачем я не отвел глаза в сторону? Она просила, нет, умоляла о помощи. И что должен сделать бывший русский офицер и порядочный человек?
А действовать надо быстро. Я незаметно огляделся по сторонам и увидел стоящий у тротуара серый грузовичок «Опель». Водитель куда-то отошел – видимо, пропустить стаканчик, пока улица перекрыта. Конечно аккуратный немец не оставил в замке зажигания ключей, но замкнуть проводки под торпедой было несложным делом. Мотор завелся с полоборота. Теперь главное – проявить выдержку и не рвать с места в карьер. Постоять с заведенным двигателем минуту-другую. Есть время надеть лежащие в кабине шоферскую курточку и кепку, а свой пиджак, предварительно обчистив карманы, бросить глубоко под сиденье. Обрати внимания, что девушку везут в последнем грузовике колонны. А вот и оцепление стало меняться: на место краснозвездых бойцов явились обычные полицейские, а к зданию уже подъезжали пожарные машины, чтобы горящее логово врага не привело к городскому пожару. Все-таки немецкий порядок действовал и при новой власти. Вот теперь можно и поехать. Аккуратно, на параллельную улицу. А грузовичок неплохо управляется, и довольно быстрый, недаром носит название «Молния». Теперь резко вправо и встать на перекрестке, если все сделал правильно, то… так и есть, по пересекающей улице ехала колонна революционной молодежи. Авангардисты будущего мира ехали стоя и, кажется, что-то пели. «Встань в ряды, товарищ, к нам!»
Вот сейчас и встанем – я выжал сцепление, воткнул первую и
