– Отто Карлович, – обратился Колчак к Зиверсу. – Кстати, как ваше здоровье?
– Вашим молитвами, – ответил тот, поморщившись. – Практически восстановился после пыток, которым вы приказали меня подвергнуть.
– Я был вынужден. Тому, что вы рассказывали, не так просто было поверить, – пожал плечами верховный правитель, давая понять, что приносить извинения не намерен.
– А я вот быстро восстановилась, – беззаботно заметила Романова. – Правда, и пытали меня меньше.
– Суперструктуры значительно улучшают скорость заживления ран, – ответил ученый. – Хотя объяснить это я пока не могу.
– Верно, раны как-то сами затягиваются, – закончив один десерт, Романова принялась за новый – точно такой же. Он состоял из творога, залитого сверху ягодным вареньем. Татьяна называла его «красное и белое». Перед ней стояло несколько креманок с этим десертом. Никакой другой пищи она не ела.
В дверь постучали, затем в гостиную вошел черногвардеец – вместо фуражки на его голове была конструкция из черного железа, напоминавшая рыцарский шлем, к которому со всех сторон были приварены металлические ребра.
В остальном он выглядел как обычный фронтовик. Отсалютовав верховному правителю, гвардеец направился прямиком к Романовой и, сняв свою корону, склонил к Татьяне наголо обритую голову. Та повернулась к нему, и, сблизив лбы, оба замерли. Два ума пришли в зацепление.
Колчак со смесью зависти и недоверия смотрел на это таинство – нейронный раппорт.
– И почему мы так не можем? – спросила Тимирева у Зиверса.
– Потому что у нас с вами в голове нет ничего такого, что могло бы войти в резонанс, – ответил ученый и развел руками над головой. – А у них там целые структуры. Причем совершенно идентичные.
– Все в Черной гвардии наследуют из одного источника, – подняв голову, сказал гвардеец, и сидевшие за столом поняли, кто именно является тем источником.
Кивнув присутствующим, гость еще раз отсалютовал Колчаку и решительно двинулся к выходу.
На лице великой княжны витала довольная улыбка.
– Очередные успехи на фронте? – нетерпеливо спросил верховный правитель.
– Не совсем, – ответила Татьяна. – Создание авиационного отряда для диверсий в тылу большевиков принесло первые плоды. Они убили Буденного и везут мне его голову в ящике со льдом.
Татьяна подвинула к себе очередной десерт и стала энергично перемешивать творог и варенье ложкой.
– Может, хватит уже этой красной гадости? – поморщилась Тимирева.
– Увы, ничего другого я есть не могу, – пожала плечами Романова.
– Я не про десерт. Я про головы красных командиров, – уточнила Анна Васильевна.
– Так я тоже не про десерт, – невозмутимо ответила Татьяна.
– Но ведь это вредно, – не унималась жена Колчака. – Мы уже видели, как вас корежит, если перебрать красного. В тот раз вы грозились перебить нас, как буржуйскую контру и сволоту белогвардейскую.
– Будьте покойны. Я отслеживаю свое красное смещение, – заверила ее великая княжна. – К тому же, если я стану слишком красной, всегда можно добавить белого.
Она повернулась к Колчку:
– У нас в Белом движении никто выдающийся не погибал на днях?
Александр Васильевич отрицательно помотал головой:
– Бог миловал… Однако, я слышал, большевики начали что-то подозревать. Мне докладывали, у красных вышла новая директива – при гибели командира, если есть угроза захвата тела нашими войсками, следует прострелить мертвецу голову или хотя бы разбить прикладами, потому что все заметнее, что Черная гвардия заинтересована в головах выдающихся командиров, – они буквально охотятся за ними! Не повредит ли это нашему делу, если большевики будут так портить головы?
Татьяна повернулась к Зиверсу, и тот со вздохом пояснил:
– Это малоэффективные методы. Они не учитывают природу сознания, особенно в посмертии… Мозг в голове не главное. Вы же не думаете, что душа человека есть не более чем электрохимическая активность нейронов? Квантовые суперструктуры не прострелить из винтовки и не разбить прикладом. Они простираются далеко за пределы черепа. Смерть не уничтожает их, ну или, по крайней мере, далеко не сразу. Так что пусть глумятся над трупами. Установка скопирует сознание даже из простреленного черепа. Лишь бы не забирали головы целиком. Это будет неприятно, так как структуры привязаны к голове.
– Не могу больше, – Татьяна резко отодвинула креманку и, морщась от боли, прижала руки к груди и животу.
– Татьяна Николаевна, вам надо есть больше, – заботливо напомнил Зиверс. – Многочисленные структуры тратят много энергии. Вы и так вся исхудали.
– Раны болят. Те места, куда били штыком. Особенно желудок, – призналась великая княжна.
– Мы уже выяснили, что никто не колол вас штыком, – сказал Колчак. – На вашем теле ни следа.
– На этом теле – да, – возразила Татьяна. – Но ее – ту, что умерла вместо меня, – закололи. И сестер моих, и родителей – тоже. И они все теперь – внутри меня. Вот здесь. И их раны болят. Раны всех тех, кого я приняла в себя, болят… Даже красных командиров, хоть их мне не жаль.
Татьяна встала из-за стола. Повесила на себя шашку и водрузила на голову железную корону.
– Куда вы? – спросил Колчак.
– К своему бронепоезду, – ответила она на прощанье. – Навещу семью.
Ноябрь 1918 – проверка подлинностиНоябрь был богат на события. В Германии случилась революция, а в Омске – переворот. Военные скинули бесполезное правительство Директории, и Совет министров предложил Колчаку стать диктатором. Александр Васильевич согласился, потому что это полностью соответствовало его взглядам.
Возвращение Колчака, на тот момент еще бывшего военным министром Директории, с фронта вызвало в Омске ажиотаж. Ведь он приехал на непонятно откуда взявшемся огромном бронепоезде и привез с собой чудом спасшуюся от большевистской расправы великую княжну Татьяну Николаевну. К тому времени интерес общественности к судьбе августейшей семьи по естественным причинам угас – новостей о судьбе бывшего царя было мало, да и других забот хватало – страну лихорадило гражданской войной.
Расстрел царственного семейства не вызвал бы такой переполох, если бы никто не выжил, но на руках Александра Васильевича появился козырь – Татьяна Николаевна претендовала на роль живого символа борьбы против большевизма, за Россию единую и неделимую. Но разыграть этот козырь было непросто, потому что большевики и, по совместительству, немецкие агенты влияния (эти понятия были для Колчака неразделимы) тут же заявили, что товарищи на местах свое дело знали туго и расстреляли всех, а спасенная княжна суть самозванка – не кто иная, как румынская прачка Илинка Петраке, сожительница Колчака, которую он привез из своих многочисленных имений на юге России. Эту дезу про то, что Александр Васильевич – богатый землевладелец и зерноторговец, кайзер-большевики запустили еще в его бытность командующим Черноморским флотом. Тогда он смог втолковать революционным матросам и портовым рабочим, что в собственности у него только чемоданы, а живет он на корабле, но сейчас большевистская пропаганда пошла еще дальше – красные газеты живописали разнузданные оргии, которые Колчак устраивал в Омске, разбрасывая во все стороны золотой
