Ненадолго зацепившись разумом с двумя охранниками для обмена новостями, она прошла в тамбур, где оделась в меховой комбинезон, затем открыла многочисленные замки и вошла в «холодильник». Там было минус тридцать, а воздух – очень сухой.
Справа от двери на полках в целлофановых мешках с бирками лежали головы красных командиров. Слева – полноценные ячейки для трупов, с дверцами и выдвижными поддонами. Тут была ее семья.
Первым она выкатила из ячейки тело отца. Лицо Николая Александровича было трудно рассмотреть, хотя в вагоне горели электрические лампочки, – его покрывали снежинки сконденсировавшейся влаги. Татьяна почувствовала слабость от нахлынувшей душевной боли и склонилась к его голове – в то же мгновение суперструктура в ее голове вошла в резонанс с той, что была вокруг головы покойного императора. Они были идентичны, потому что ее структура была копией его. Из-за этого она переключилась на его личность. Стала им. Позволила отцу смотреть на свое мертвое тело и осознать собственную смерть. Это был шок, но он быстро прошел, ведь отец имел доступ не только к своим воспоминаниям, заканчивавшимся смертью, но и к ее собственным. Она почувствовала, как он пожалел ее, но тут была и гордость, и радость за все, что ей удалось. «Не мучь себя, Танюша, просто живи», – прошептали ее губы, и собственные руки с силой оттолкнули ее от тела отца. Зацепление прервалось. Она снова стала собой, вернув контроль над каруселью личностей в голове. Если она захочет, то снова переключится на личность отца, но уже по своей воле.
Посмотрев на отца еще немного, она задвинула тело в ячейку. Затем выдвинула тело матери. Среди всех дочерей у Татьяны были самые близкие с ней отношения. Татьяна всегда старалась окружить мать заботой и покоем, выслушать и понять ее, и Александра Федоровна отвечала дочери взаимностью. Не желая вступать в зацепление с разумом матери, Татьяна склонилась у ее закрытых саваном ног и прочла заупокойную молитву, затем аккуратно закатила поддон в ячейку. Пришла череда сестер и брата. Первой она выкатила Ольгу. Со старшей сестрой у нее были особенные отношения. Они всегда были вместе, когда могли. Тут она сознательно поднесла голову к голове сестры, позволив принудительному зацеплению случиться. Голова загудела от резонанса. Ей удалось остаться собой – она и сестра словно оказались вдвоем в одной комнате, полной их общих воспоминаний, – как катались на велосипеде-тандеме и на пони, как собирали ягоды, вышивали и читали детские книжки. Как потом, уже взрослые, помогали раненым в госпитале…
Выгнув голову в рвущемся из груди рыдании, Татьяна, сбиваясь на всхлипы, заговорила:
– Помнишь, как мы играли в серсо? Катали обруч палками, и однажды он покатился с холма к реке – он катился и прыгал, все никак не падая, и нам казалось, что он будет катиться так вечно. Он докатится до края земли и даже дальше – за край… Они убили всех вас, забрали у меня, а я, как то колесо, что ты тогда запустила, – все качусь и качусь. И я обещаю тебе, сестра, что докачусь до края земли и за самый край, и по дороге я стану очень большим колесом, просто огромным, и я раздавлю всех тех, кто повинен в вашей смерти. Я размажу их, и клянусь тебе – я не притронусь к их головам, не позволю им оправдаться передо мной, не почувствую себя никем из них ни на секунду. А когда передавлю их всех, то дам покой вам и самой себе…
За Ольгой она повидалась с Марией, Анастасией и Алексеем, оплакав и их. Наступил момент самого трудного решения. Собравшись с духом, она открыла ячейку с Татьяной. Настоящей великой княжной Татьяной Николаевной, убитой наравне со всеми в подвале Ипатьевского дома. Посмертная копия ее сознания стала основой личности для той Татьяны, что стояла сейчас рядом. Как так вышло, новая Татьяна понимала плохо, а зацепляться с оригиналом было себе дороже – в прошлый раз Зиверс смог привести ее в себя только с помощью смеси кокаина и опия. «Множественный реверсивный резонанс», – путано объяснил он тогда. «Какая-то ошибка. Так быть не должно. Нонсенс. Феномен», – вот все, что смог он сказать. Новой кататонии допускать было нельзя.
Смотря на оригинал, Татьяна гадала, почему судьба так насмешлива. Она, будучи подделкой, была стройнее и красивее оригинала и даже больше походила на официальные фотографии великой княжны, чем сама великая княжна, лежавшая перед ней… Идеальная подделка – так назвал ее следователь Соколов. И все же подделке никогда не заменить оригинал – она это понимала. «Я лишь колесо, которое вы тогда запустили», – Татьяна погладила мертвую девушку по заиндевевшим волосам, вновь поразившись, как смерть уменьшает людей, делает их такими… умиротворенными и беззащитными, будто они спят. «Спи спокойно, маленькая моя, – прошептала Татьяна, – я знаю, что мне делать. Я не помню, кем я была до того, как стать тобой, а значит, я стала тобой по-настоящему. Однажды я вернусь и расскажу тебе историю твоей новой жизни, а пока спи…» Татьяна задвинула тело в ячейку и прошла в тамбур.
Ноябрь 1918 – таинственный бронепоездПосле расстрела царской семьи советская власть продержалась в Екатеринбурге недолго. Уже через неделю город заняли чехословацкие войска. В нескольких километрах от города, посреди чистого поля, на одной из железнодорожных веток, чехи нашли бронепоезд-гигант. Если обычный бронепоезд состоял из нескольких вагонов, тут вагонов было не меньше тридцати, включая две «овечки» и два «черных» паровоза, цистерну с водой, тендеры с углем, шесть пушечно-пулеметных бронеплощадок, три десантных вагона, несколько грузовых вагонов и контрольных платформ с размещенными на них рельсами и шпалами для ремонта железнодорожного полотна. Это было как три обычных броепоезда, состыкованные вместе, – в составе «базы» имелся штабной вагон с командирской башенкой, вагон для боеприпасов и мастерская с краном на крыше. Классные и товарные вагоны имели противопульную защиту.
Чтобы собрать такой чудо-бронепоезд, прошлось бы оголить целый фронт, а народу в таком составе могло размещаться сотни три, не меньше.
Чехи посовещались и решили, что бронепоезд немецкий, хотя никакой кайзер-большеистской символики не наблюдалось. Надо было захватывать, благо у чехов была горная трехдюймовая пушка и пулеметы. Ранним утром чехи стали разбирать пути с обеих сторон, чтобы жертва никуда не делась, – на полукилометровом удалении от бронепоезда, из соображений собственной безопасности.
Только начали выбивать костыли, как с бронепоезда опустили рампу, по
