Резко сглатываю.
— Орден защитит нас…
— Орден! — рычит он. — О да, твои всемогущие друзья. Скажи мне, грязнокровка, где был Орден, когда умирал Дамблдор? Где был Орден, когда я похитил тебя?
— У них столько же сил, сколько и у Пожирателей смерти! — горячо бросаю я. — Они смогли бы помочь нам, я уверена.
Он улыбается так, словно мои слова забавляют его.
— Слабо верится, что они станут помогать мне после того, как я положил жизнь на то, чтобы уничтожить их. И особенно, когда они узнают, что между нами происходит.
Мне нечем крыть. Он всецело прав. Если даже нам удастся сбежать, и мы подадимся в Орден, они скажут, что мой разум был поврежден в результате месяцев заключения, и поэтому я так привязана к Люциусу; и тогда его арестуют за изнасилование, если не что-то похлеще…
Мы смотрим друг на друга, тяжело дыша, пока я, наконец, не озвучиваю мысль, за которую все еще продолжаю цепляться.
— Надежда еще есть, — шепчу я.
Он качает головой, и на его лице появляется странное, обиженное выражение.
— Да пошла ты вместе со своими проклятыми идеалами, — бормочет он, отворачиваясь от меня. — Я думал, что вытравил из тебя эту дрянь еще давным-давно.
Он опирается на стену, лишая меня возможности видеть его лицо, читать его выражения… о, почему он не может открыться мне?
— Все кончено, грязнокровка.
Что?
Я…
Мы оба молчим, и тишина такая, что ее, кажется, можно пощупать.
Ледяная волна поднимается откуда-то изнутри.
— Ч-что? — запинаясь, переспрашиваю я.
Он глубоко вздыхает и вновь поворачивается ко мне, черты его лица напряжены — оно словно высечено из камня, — он не может позволить своим эмоциям выйти наружу.
Я слишком хорошо его знаю.
— Если Эйвери действительно прислали шпионить за нами, то это всего лишь вопрос времени, когда нас раскроют, — и, несмотря на его попытку скрыть этот факт, я все же вижу в его глазах вспышку подлинных эмоций. — Мы должны закончить все прежде, чем это произойдет — в таком случае ему просто нечего будет раскрывать.
.
Мир рушится вокруг меня, но я не могу вымолвить ни слова.
Сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу, пытаясь не выйти из себя.
— Я… я не понимаю, — никогда еще мне не было так трудно говорить.
Он стискивает челюсти. Он всегда так делает, когда хочет взять себя в руки. Но что бы он ни делал, его глаза всегда скажут мне, что на самом деле творится у него в душе.
— Понимаешь, — я едва слышу это в его выдохе. — Ты поняла это гораздо раньше меня. Мы должны закончить это, грязнокровка. Это единственный выход.
Закрываю глаза, захлебываясь болью. Разве это не то, чего я так хотела все это время?
Да как я вообще могла хотеть этого?
С трудом открываю глаза, заставляя себя посмотреть в лицо мужчине, который в одночасье разорвал наши сердца в клочья.
Он настроен решительно.
Между нами слишком большое расстояние… слишком… нужно подойти ближе…
Шаг вперед, и еще один, но Люциус все еще стоит на прежнем месте, хотя и выглядит так, словно изо всех сил заставляет себя не шевелиться.
— Собираешься бросить меня, после всего, что было? — дрожащим шепотом спрашиваю его. — После всего, через что мы прошли друг ради друга? После того, как ты рисковал всем, чтобы поймать меня вновь в Норе, и после того, как убил Долохова из-за меня… все это было напрасно?
Протягиваю к нему руку, но что-то останавливает меня, и я так и не решаюсь дотронуться до него.
— Из-за тебя я потеряла все! — едва слышу свой собственный голос. — Ты не имеешь права говорить мне это. Ты разрушил мою жизнь из-за своего эгоизма и слабости, а теперь собираешься сдаться без борьбы!
Он отрицательно качает головой, и в его глазах я вижу боль.
— Ты должна понять, — шепчет он. — Если Эйвери узнает о нас, он незамедлительно скажет Темному Лорду, и тогда… — он умолкает на мгновение, собираясь с духом. — Мы оба тотчас же будем покойниками, и скорее всего сам Темный Лорд окажет нам такую честь.
— Но я не понимаю! Ты столько раз говорил мне, что не боишься смерти. Если это все еще так, тогда в чем дело, чего ты боишься?
Внезапно он хватает меня за волосы и рывком притягивает к себе; я вскрикиваю от боли, но чувствую сквозь слои одежды его тело так близко, и у меня перехватывает дыхание. Ничто больше не имеет значения… я чувствую его…
Его дыхание опаляет мое лицо.
Взяв себя в руки, он ослабляет хватку, но все еще прижимает меня к себе, с отчаянием глядя мне в глаза.
— Это единственный выход, как ты не понимаешь?
Он не отвечает на мой вопрос, но ему и не нужно. Теперь я знаю, что он боится потерять. Не стоило и спрашивать.
На несколько секунд он приближает свое лицо к моему — достаточно близко, чтобы поцеловать, — и я надеюсь, что именно это он сейчас и сделает, потому что, возможно, это заставит его остаться…
Но он стискивает зубы и отстраняется.
— Ты умрешь, если я не сделаю этого, — шепчет он. — И я не хочу быть тому свидетелем.
— Я в любом случае умру! — задыхаясь, бросаю я, кладя руки ему на плечи. — Только сегодня Эйвери сказал, что мистер и миссис Уизли бунтуют против вас, и вскоре я вам больше не понадоблюсь!
Он несколько раз глубоко вздыхает, успокаиваясь.
— И это значит, что даже мне будет трудно сохранить тебе жизнь, — он говорит так тихо, что я не могу понять: дрожит его голос или нет. — Господь свидетель, Темный Лорд может запросто приказать мне убить тебя, чтобы испытать меня на верность. Но если я буду держаться от тебя подальше, тогда, может быть, он забудет о тебе и оставит в покое.
Сердце бешено колотится о грудную клетку.
— Ты бы сделал это? — стискиваю пальцами его плечи. — Если бы он приказал тебе убить меня, ты бы сделал это?
Он вздрагивает.
— Конечно, нет, — ни сомнений, ни колебаний, лишь холодная уверенность в голосе.
— Трус, — шепчу я.
Он почти усмехается.
— Разве не этого ты хотела, грязнокровка? — шепчет он. — Снова и снова ты пыталась положить всему конец, но я не позволял. Ты никогда не хотела, чтобы я приближался к тебе.
Я чуть ли не смеюсь истерически.
— Это вовсе не облегчает того, как жестоко ты поступаешь со мной сейчас, Люциус! — в моем голосе звенит ярость. — Ты и сам знаешь, что я не могла прекратить это. Да, я хотела, чтобы все закончилось, но ничего не могла сделать!
Тянусь к нему и беру его лицо в свои ладони, заставляя посмотреть мне в глаза: серые и холодные, они затягивают меня, и
