Его усмешка, кажется, заключает в себе все несчастья мира.
— Но как? — выдыхает он. — Эта жизнь — все, что я знаю. Как я могу все бросить, когда всю жизнь боролся именно за это? Я живу и дышу этим с тех пор, как научился говорить.
— А как насчет того, что могло быть у нас, Люциус? — слезы щиплют глаза. — Как насчет нашего дома, ребенка, любви, которые могли бы у нас быть?
Боже, неужели я действительно это сказала?
Какое-то время он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, а затем, стиснув зубы, отворачивается, бормоча проклятья.
— Черт побери, зачем тебе нужно все усложнять?
Его слова бьют по больному, и я ненавижу себя за то, что люблю его, но далеко не так, как он ненавидит себя за все, что происходит…
Мог бы он… может быть, когда-нибудь…
Смог бы он когда-нибудь полюбить меня?
— Я видела его, Люциус, — не раздумывая ни секунды, начинаю говорить. — Совсем недавно. У меня было видение.
Его плечи напрягаются.
— Кого? — ровным тоном спрашивает он.
Призываю на помощь все силы, потому что сейчас я собираюсь разыграть последний оставшийся козырь.
— Твоего сына, — крошечный шаг в его сторону. — Нашего сына. Я видела во сне, что он учится в Хогвартсе. Ему было около шестнадцати на вид.
Он захлебывается воздухом, а потом качает головой.
— Прорицание! — презрительно бросает он. — Самая бесполезная наука. Сколько волшебников напрасно положили свои жизни на алтарь неисполненных пророчеств… даже сам Темный Лорд…
Он осекается, потому что, подойдя к нему, я беру его руку и кладу на свой живот.
Его пальцы чуть напрягаются, но он не убирает ладонь, и я чувствую тепло его руки сквозь ткань платья.
Не оборачиваясь, он судорожно вздыхает, и мне жаль, что я не вижу его лица, пока его рука лежит поверх его нерожденного ребенка. Мне остается только догадываться…
— Он очень похож на тебя, — мягко шепчу я. — У него твои волосы, твое телосложение, и такая же светлая кожа, а еще у него твои черты лица, даже изгиб рта в точности, как у тебя. Он — точная копия тебя, за исключением одного…
Качая головой, он сдавливает пальцами мой живот — так, что я даже чувствую, как его ногти впиваются в кожу, несмотря на платье.
— Это ничего не значит для меня, — четко выговаривает он. — У меня уже есть сын, если ты забыла.
Еще один шажок — и я привстаю на цыпочки, кладя руки ему на плечи.
— У твоего сына твои глаза, Люциус, — шепчу я. — Но этот ребенок и мой тоже, поэтому у него мои глаза.
Я задела… за живое. Вне всяких сомнений. Я понимаю это по тому, как он замирает при этих словах; но внезапно он убирает руку от моего живота и отходит подальше, отказываясь на меня смотреть.
— Я не… — начинает он, и я слышу отчаяние в его голосе.
Он проводит рукой по волосам.
— Нет, — резко бросает он. — Нет.
Он вылетает из комнаты, громко хлопнув дверью.
Несколько секунд тупо смотрю на закрытую дверь, рыдания застревают в горле.
Я почти готова вознести молитву, но я перестала верить в Бога, когда Он покинул меня.
Извините, абонент больше недоступен.
Часто моргая, опускаюсь на колени и хватаюсь за живот, а затем сворачиваюсь клубочком на полу, обнимая себя — будто защищаясь.
Мама? Ты слышишь меня? Что мне делать?
Пару раз я уже делала так: разговаривала с мамой и папой, убеждая себя, что они слышат, что они присматривают за мной …
Но как говорить с ней о таком? Даже если бы она могла слышать меня, как я могу спрашивать, правильно ли поступаю, оставив ребенка, чей отец убил ее, пока она спала, и ей снились пропавшая любимая дочь и всякие ужасы, которые, вероятно, со мной случились?
Закрыв глаза, уже не сдерживаю слез. Все чувства и эмоции, что я пережила с момента похищения, копившиеся во мне долгое время, прорываются наружу, и я захлебываюсь рыданиями, едва успевая делать маленькие вдохи. И с каждым всхлипом и воем я словно отпускаю свои страх, боль, желание, ненависть, любовь… и отчаяние.
— Мама, — я задыхаюсь. — Мама, прошу тебя!
Господи, как я хочу, чтобы она вернулась хотя бы на минуту! Увидеть ее, почувствовать ее объятия и услышать, что все будет хорошо, она защитит меня, и плохой человек не причинит мне больше вреда, и я могу спать спокойно, потому что это был просто ночной кошмар…
— Если хочешь, чтобы твоя мама тебя услышала, говори громче.
Рыдания моментально прекращаются.
Я не слышала, как он вошел.
Медленно приподнимаюсь с пола и обращаю расфокусированный взгляд на темную фигуру, стоящую перед закрытой дверью.
Это не Люциус.
Это Эйвери.
Глава 42. Правда
«Знать, где искать информацию, и как ее использовать — вот залог успеха», — Альберт Эйнштейн
Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды, и да поможет мне Бог.
Смотрю на него в оцепенении, стук сердца отдается в ушах: тудум-тудум-тудум…
Что ему нужно? Зачем он здесь?
Ничего. Скорее всего, ничего важного. Успокойся.
Успокоиться? Успокоиться?! Господи…
Он ничего не знает. Не знает, что что-то изменилось. Успокойся.
Да. Он не знает. Пока…
Сфокусируйся на дыхании: вдох — выдох. Тудум-тудум-тудум…
— Почему ты плачешь? — его голос мелодичен, словно где-то играет музыкальная шкатулка.
— Потому что скучаю по маме, — огрызаюсь в ответ. — Вряд ли такой, как вы, сможет понять меня.
Он удивленно приподнимает брови.
— О, прошу, не делай насчет меня поспешных выводов, — мягко продолжает он. — Я тоже скучал по маме, когда она умерла.
Неверяще прищуриваюсь, но он лишь улыбается.
— Полагаю, в тех кругах, где ты вращалась, бытовало мнение, что у Пожирателей Смерти нет родителей, что они поднимаются из преисподней, — порочные, бездушные убийцы…
— Конечно, нет! — с негодованием восклицаю я. — Мы не настолько глупы…
— Ни в коем случае не хотел оскорбить вас, — слишком вежливо произносит он. — Но ты, вероятно, со мной согласишься, что жизнь становится намного проще, если не задумываться о том, что даже самый заклятый твой враг когда-то был окружен материнской заботой и любовью.
Крепче стискиваю зубы.
— Мы не особо об этом и думали…
— Ну конечно, — вкрадчиво отвечает он. — Иначе возникло бы слишком много неудобств, связанных с тем, что, оказывается, и нам не чужды человеческие эмоции.
Ублюдок, да мне известны все чувства, что испытывает Люциус. Потому что я вызвала их.
Язык чешется сказать это вслух, но я смотрю на него молча.
— Да, у меня была мама, как и у Беллатрикс, и у Темного Лорда, — он выдерживает небольшую паузу. — И у Драко. Ты ведь видела его маму? Очаровательная женщина, должен заметить.
Липкий страх сковывает все внутри, и я пытаюсь не поддаваться.
Только не сейчас.
Я не могу потерять контроль.
Прикусываю щеку в попытке взять себя в руки.
Он делает шаг вперед. Один шаг.
