— ПРЕКРАТИТЕ! — я даже не успеваю как следует обдумать последствия. У меня просто вырывается.
Волдеморт взмахивает палочкой, и крики прекращаются.
Смаргиваю набежавшие слезы.
Люциус поднимает голову и смотрит прямо на меня. Только на меня. Его глаза похожи на два мертвых камня, а из угла рта стекает капля крови.
— Мне так жаль, — одними губами произношу я.
И это странно. Я не знаю, почему мне жаль его. Он испытал лишь десятую долю того, через что не раз проходила я по его вине.
Но мне жаль. Я убиваю его. И одно я знаю наверняка: он предпочтет умереть сам, чем убьет меня.
Он кивает, соглашаясь с любым моим решением.
Перевожу взгляд на Рона: он смотрит в пол, а не на меня, напряженно сжав губы и не двигаясь.
— Вот что я тебе скажу, — обращается Волдеморт к Люциусу. — Никогда не думал, что ты можешь опуститься до уровня Долохова.
Кровь в жилах в одно мгновение превращается в лед.
Люциус поднимает взгляд на своего повелителя.
— Ты говорил, что презираешь его. Хотя, кто не презирал? Ему нравились магглы. Он не пропускал ни одной юбки, вот и этот экземпляр он тоже не обошел вниманием, — он кивает в мою сторону и запускает в Люциуса режущим заклятием: на его щеке тотчас же появляется свежий порез.
Люциус шипит от боли, но ничего не говорит.
— Что ж, получается, ты совсем как Антонин? Не в состоянии совладать со своими низменными желаниями?
Взмахнув палочкой, он посылает зеленый луч заклятия в Люциуса, и тот кричит, заламывая руки и выгибаясь на полу. А затем заклятие спадает.
— У тебя так мало выдержки? — презрительно бросает Волдеморт.
Люциус сплевывает сгусток крови.
— Могу вас заверить: выдержки у меня побольше, чем у него, — отвечает он.
Волдеморт обнажает зубы в подобии улыбки.
— Но ему, в конце концов, удалось держаться подальше от нее, — он небрежно машет в мою сторону. — А вот ты… не смог, да? По крайней мере, в Антонине осталась капля порядочности, некое понимание, что значит обязанность…
— Черта с два! — все поворачиваются ко мне, но меня несет на волнах безудержной ярости. — Порядочность? У Долохова? Боже, если бы вы только знали… Да я всегда была настороже, прислушивалась, не он ли там, за дверью, пришел ко мне под покровом ночи! Одному богу известно, что он мог сделать, если бы не…
Язык мой — враг мой.
Нет. Господи, ну что я за тупица?!
Волдеморт с любопытством смотрит на меня.
— Если бы не что? — переспрашивает он.
С ужасом смотрю на него, пытаясь придумать выход из тупиковой ситуации.
— Прошу, мой лорд, не наказывайте ее за глупость, — произносит Люциус, посылая мне туманный взгляд.
— В смысле? — бросает Волдеморт.
— Месяцы заключения сказались на ее разуме, вот и все, — ровно отвечает Люциус. — Иногда она говорит вещи, смысла которых не понимает. Не думаю, что она осознает, что говорит…
Это звучит неубедительно, но, думаю, попытаться стоило.
— Нет, — глядя на меня тянет Волдеморт, — не принижай ее способностей. Она исключительно умна для своего возраста. Ты сам неоднократно говорил мне это, разве не так?
Люциус взглядом велит мне молчать, а Волдеморт сверлит меня глазами.
— Если бы не что, Гермиона?
Молчу. Не хочу затягивать петли на наших шеях еще туже.
— Хорошо, — он скучающе закатывает глаза, — наверное, тебе нужен некий стимул. Эйвери?
— Мой лорд, — незамедлительно откликается тот.
— Прошу, — Волдеморт делает взмах в мою сторону.
Кивнув, Эйвери поднимает палочку.
— Мой лорд, в этом нет необходимости, — бросает Люциус.
— Хочешь объясниться за нее? — подозрительно прищуривается Волдеморт.
— Да, — неестественно спокойно продолжает Люциус. — Антонин был немного… настойчив в своих желаниях. Я всячески препятствовал тому, чтобы он пятнал свою чистую кровь…
Беллатрикс фыркает, и Люциус на мгновение умолкает.
— Дабы оградить его от этого, я напомнил ему о его обязанностях, поэтому и вошел в ее комнату.
Эйвери насмешливо смотрит на Люциуса.
— И это все, что побудило тебя войти? — растягивая слова, произносит он. — Чувство долга?
Люциус игнорирует его укол, глядя на нахмурившегося при этих словах Волдеморта.
— Это случилось незадолго до его бегства?
Внутри все леденеет.
— Может, это из-за Люциуса у него так упала самооценка, — подначивает Беллатрикс. — Помнится, он постоянно жаловался, что его недооценивают, и меня всегда интересовало, откуда у него этот комплекс.
Сцепляю и расцепляю пальцы. Все будет хорошо.
А впрочем, какая разница?
Волдеморт пропускает слова Беллатрикс мимо ушей: его взгляд прожигает меня насквозь.
— Все было именно так, Гермиона? — вкрадчиво интересуется он.
И прежде чем я успеваю отвести глаза, его разум врывается в мой, не зря его называют сильнейшим легилиментом в мире.
— Почему я не вижу твоих воспоминаний об этом? — он хмурится еще сильнее. — Почему твои мысли какие-то… пустые, когда дело касается отъезда Долохова?
Открываю и закрываю рот, словно рыба, выброшенная на берег, и судорожно думаю, что сказать…
Как объяснить отсутствие этих воспоминаний об «отъезде» Долохова? Они больше не в моей голове, а на полке в комнате Люциуса.
Волдеморт как-то странно улыбается и вздыхает.
— Что ж, полагаю, мне не удастся заставить тебя говорить, — бесцветным тоном заключает он. — Возможно, тебе нужен… толчок.
Он делает знак Эйвери, и тот направляет палочку на Люциуса.
— Нет! — выкрикиваю я.
— Нет? — Волдеморт вопросительно приподнимает бровь.
— Он… — слова даются мне с трудом. — Люциус… ему не нравилось отношение Долохова ко мне, поэтому он… заставил его уехать. Он сказал, что убьет его, если тот вернется…
Понимаю, это бесполезно, потому что он подходит ко мне, глядя прямо в глаза.
— Лжешь.
Он делает знак Эйвери.
— Круцио!
Люциус кричит от боли, и у меня разрывается сердце. Боже, когда же это закончится…
Он не хотел бы, чтобы я рассказала. Не хотел бы…
С другой стороны, он уже через столько заставил меня пройти, что на этот раз я должна бы оставаться глухой к его крикам…
Вот только я не могу абстрагироваться от его боли, когда он так кричит, потому что одни его крики причиняют мне страдания, не говоря уже об агонии, исказившей его лицо.
Нет, я не могу.
— ПРОШУ ВАС, НЕ НАДО! — выкрикиваю я. — Я… я все вам расскажу, клянусь!
— Правда, Гермиона? — Волдеморт поворачивается ко мне, а позади него протяжно стонет от боли Люциус. — Или ты снова мне лжешь?
Люциус испускает еще один стон. Ему плевать, он просто хочет, чтобы боль ушла, я точно это знаю. Потому что чувствовала бы то же самое, будь я на его месте.
— Долохов… Долохов не уехал! — срывающимся голосом начинаю я.
Волдеморт смотрит мне прямо в глаза и жестом заставляет Эйвери прекратить пытку.
Люциус лежит на полу, тяжело и неровно дыша.
— Он не уехал? — вкрадчиво повторяет Волдеморт.
Люциус приподнимает голову. Уверена, каждое движение дается ему с огромным трудом. Пот выступил на его лбу и висках, а глаза заволокло красным.
Он не хочет, чтобы я рассказывала правду. Но у меня нет выбора.
— Он мертв, — шепотом заканчиваю я.
Тишина заполняет комнату.
Волдеморт пристально смотрит на меня.
— Мертв? — переспрашивает он.
Киваю, сглатывая ком в горле, рев в ушах просто оглушает.
Люциус слегка качает головой, прикрыв
