Он не отвечает.
Все так же молча, он пересекает порог комнаты и запирает дверь.
Кладет меня на кровать, и мое тело буквально утопает в мягком теплом матраце. Так хорошо, так удобно.
Люциус садится на край кровати и матрац прогибается под тяжестью его тела. Я замираю, широко распахнув глаза.
Одна его бровь ползет вверх.
— Боишься меня, грязнокровка?
— Конечно, боюсь, — шепотом отвечаю я. — Всегда боялась, и вам это отлично известно.
Он ухмыляется.
— По крайней мере, честно. Признаться, меня уже стало утомлять это твое показное сопротивление.
Встряхиваю головой, глаза наполняются слезами.
— Это всегда было только притворством, — сердце сжимается, потому что на этот раз я говорю правду. Боже, помоги мне. — Вы были правы, когда сказали, что я слабая. Теперь вы счастливы?
Он тихо усмехается.
— «Счастлив» — немного не то определение, — отвечает он.
— Хорошо, — две слезинки катятся по щекам, и голос надламывается. — Потому что я ненавижу вас за это, Люциус.
Он самодовольно улыбается.
— А вот это уже делает меня счастливым. Потому что нет эмоции сильнее, чем ненависть. И я польщен, что оказываю на тебя такой эффект.
Закрываю глаза. Ублюдок, он наслаждается моей ненавистью. Она питает его. Он уже говорил мне это прежде.
Но перестать ненавидеть его, значит, лишить себя единственной вещи, удерживающей меня от сумасшествия. Мне необходимо ненавидеть его, иначе я сойду с ума. А если я больше не смогу его ненавидеть, тогда…
Почему я вообще задумываюсь об этом? Я ненавижу его ненавижу ненавижу его — и это не обсуждается!
— Не сомневаюсь, ты всегда открыто ненавидела, — его голос впивается в меня сотнями игл, вызывая во мне отвращение и боль. — Мой сын, Темный Лорд, Северус Снейп — ты никогда не скрывала, что ненавидишь их. Но сомневаюсь, что ты знала, что значит настоящая ненависть до тех пор, пока я не похитил тебя. Скажи, теперь ты знаешь, что это такое?
— Да, — открываю глаза и смотрю на него. — Да, теперь я знаю, что такое ненависть. Но я хочу, чтобы вы знали кое-что — за все время, проведенное здесь, единственным моим утешение была мысль о вашей смерти. И поверьте мне на слово, когда вы умрете, вся моя ненависть умрет вместе с вами.
Он тихо смеется, протягивая руку, чтобы заправить мне за ухо пропитанный кровью локон волос.
— Так ты хочешь увидеть, как я умру. Я не виню тебя за это, после того, что я сделал. Но скажи мне, ты хочешь исполнить приговор сама, моя маленькая грязнокровка? Ты это подразумеваешь?
С трудом сглатываю ком в горле, а Люциус лишь посмеивается.
— Я как-то не думаю, что у тебя получится. Кишка тонка.
Это ты так думаешь.
Он направляет палочку в сторону туалетного столика, призывая флакон с исцеляющим зельем, ловит его в воздухе и отвинчивает крышку — и все это, не прерывая зрительного контакта со мной.
Я не двигаюсь, пока он смазывает свежие раны на моем лице. Раны, которые сам и нанес.
Это смешно, не говоря уже о том, как это несправедливо. Он думает, что может просто стереть из моей памяти все, что сделал со мной, только потому, что залечивает мои раны? А как быть с теми, что в душе, в сердце? Смогут ли и они когда-нибудь исцелиться?
Он осторожно проводит пальцем по царапине на скуле, нанося на нее прохладную мазь. Кончики пальцев медленно скользят по коже.
Вглядываюсь в его лицо, ожидая увидеть хоть какую-то реакцию. Ничего. Он полностью закрыт от меня, взгляд — непроницаем.
Не понимаю. Почему он просто не вылечит меня заклинаниями? Так было бы быстрее.
У меня много ран, и не только на лице. Есть еще порезы и синяки на руках, плечах, груди. Их он тоже залечивает. Закатывает рукава платья, накладывая мазь на следы, оставленные от заклинания, похожего на удары хлыста, на ожоги, оставленные его палочкой и неизвестным мне заклинанием, на порезы, которые он собственноручно нанес мне ножом.
Я знаю, что должна ненавидеть это. Должна кричать и злиться на такое откровенное лицемерие, очередную игру, которую он затеял, на то, что он в очередной раз показывает, что у него надо мной неограниченная власть, потому что сейчас только от него зависит, заживут мои раны или нет.
Но я почему-то не чувствую ненависти. Как я могу ненавидеть то, что избавляет меня от боли?
Закрываю глаза. Я так устала. Хочу спать.
Но не могу не обращать внимание на его прикосновения.
Слезы жгут глаза. Почему? Не знаю. Только чувствую, как в груди сворачивается тугой узел, и с каждым прикосновением Люциуса он затягивается сильнее и сильнее, пока я не перестаю дышать.
Каждый раз, когда Люциус так прикасается ко мне, он будто прикасается к моей душе.
Он кладет руку мне на шею.
Открываю глаза, ком в горле не дает мне вздохнуть. Он смотрит мне в глаза.
Моргаю, и одинокая слезинка катится по щеке, оставляя мокрую дорожку до самого подбородка, а потом капелька падает на палец Люциуса.
Он отдергивает руку, словно обжёгшись.
— Успокойся.
Поспешно вытираю предательские соленые капельки с лица.
Он насмешливо улыбается.
— Тебе когда-нибудь надоест плакать? Вначале это было забавно, но, если честно, теперь это начинает раздражать.
Делаю глубокий вдох.
— Не беспокойтесь, Люциус, — смотрю прямо ему в глаза. — Вы больше никогда не увидите моих слез, обещаю.
Он выжидает с минуту, а потом усмехается.
— Никогда? Даже завтра, когда ты увидишь, как умрет твой лучший друг?
Страх сжимает сердце стальными тисками, окуная меня в ледяную воду.
— Он не придет к Уизли, — отчасти я говорю это самой себе. — Орден не позволит ему. Он знает, что это ловушка, и не попадется на удочку…
— Но он также знает, что случится с тобой, если он не подчинится нам, — улыбается он. — Он придет. На кону слишком много.
— В том числе и его жизнь, — стараюсь говорить ровно.
— Или жизнь лучшего друга. Занимательная дилемма, не так ли? Особенно для храброго и благородного гриффиндорца, — он скалится. — Ты правда думаешь, что кто-то столь благородный пожертвует жизнью друга, чтобы спасти свою шкуру?
Сжимаю губы. Не собираюсь слушать его. Если послушаю, то все будет так, как он сказал.
Как будто это уже не так!
— Знаешь, странно, но я должен за многое поблагодарить тебя, — его голос сочится ядом, как и его улыбка. — Спасибо за то, что теперь у нас есть Рон Уизли, и за то, что его семейка согласилась выполнять наши приказы. Ты снабдила нас информацией об Ордене, а теперь ты еще и ценная приманка.
Хочу, чтобы он замолчал. Если не заткнется, то я снова расплачусь, а я не могу допустить этого.
С улыбкой он проводит пальцем по моей щеке.
— И благодаря моей работе с тобой, я вновь стал правой рукой Темного Лорда. Я у тебя в долгу, грязнокровка. Ты дала мне… все.
Как он может говорить так?
На этот раз я не дам ему
