— Да на хуя мне нужны эти его тупые семью восемь, химики, писатели какие-то! Я сам — крутой хакер! У меня по карате черный пояс! Я…
— Утомил, — вмешался в беседу Гермес Зевсович. — Шел бы ты домой, к папке с мамкой. И пока действительно не станешь тем, кем ты себя тут разрекламировал, чтоб и носа сюда не казал.
С этими словами начальник курьерской доставки махнул рукой, будто отгоняя надоедливую муху — и активный противник таблицы умножения и по совместительству «лютый хакер» вмиг исчез.
— Ну, я готов, — Имлерих, которого наконец извлекли из доспеха (и который, разумеется, проигнорировал инцидент с глупым мелким dhoine), бодро направился к дверям кабинета психиатра.
— Эй! Куда без очереди! — завозмущались потенциальные великие воители разнообразных миров. — Мы тут с утра сидим, а ты только пришел — и уже ломишься!
— Так это я сейчас быстро урегулирую, — Имлерих схватился за булаву. — Можно подумать, я вас тут сидеть заставляю. Тупые bloede dhoine!
— Сумасшедший! — завизжали будущие покорители вселенных, кидаясь врассыпную от булавы Имлериха, которой тот взмахнул, со свистом рассекая воздух.
— Ну вот, и очередь куда-то рассосалась, — удовлетворенно посмотрел на результаты своих трудов Имлерих. — Желающих проходить психиатра, стало быть, нет?
— Да нет-нет, ты один остался, — подтвердил Эредин. — Иди уже, а то мы тут такими темпами, чувствую, заночуем.
Имлерих толкнул дверь и смело шагнул в кабинет.
— Заместитель, то есть навигатор первого командира Имле… Карантир для прохождения комиссии прибыл! — отрапортовал он. — Задавайте свои вопросы. Кстати, семью восемь — пятьдесят шесть. Мендельсон — это химик. Свабедный марш написал композитор Пушкин, а про писателя Менделеева вообще все знают.
— Да, потрясающе глубокие познания во всех областях, — кивнул доктор — седенький благообразный старичок, благожелательно глядя на Имлериха-Карантира из-под очков. — Для действующего военного вы чрезвычайно эрудированы. Собственно, для вашего брата у меня вопросы попроще. Ответьте мне, пожалуйста, какая страна была родиной Гамлета принца датского?
— И все? — уточнил Имлерих.
— Да, правильного ответа на этот вопрос будет достаточно, чтобы оценить уровень вашего интеллекта как достаточно высокий.
— Повторите, пожалуйста, вопрос?
— Родина Гамлета, принца датского.
— Да кто ж его так навскидку… Подождите, Гамлет… Гамлет… Можно я у своего короля спрошу? Он наверное с этим принцем лично знаком, а ведь я-то все больше по военной части, не до политесов нам, мы с принцами-то не ручкаемся, и про родины свои они с нами не откровенничают.
— Хорошо, спросите, — разрешил доктор.
— Слышь, Эредин, — Имлерих высунулся в коридор. — Тут доктор спрашивает про какого-то Гамлета. Ты такого знаешь?
— Нет. А кто это?
— Принц датский.
— На хрена он тебе?
— Доктор спрашивает, где его родина?
— Почем я знаю.
— Дания — его родина, — сказала Маша. — Это и дураку ясно, коли он принц датский.
— Ты его, что ли знаешь? — Имлерих и Эредин повернулись к Маше.
— Нет. Я просто догадалась.
— Ты глянь, величество, умная какая девка! — восхитился Имлерих. — Не смотри, что людя. Наши высокородные дуры бы ни за что не сообразили.
— Иди, порадуй доктора своими знаниями, — велел соратнику Эредин.
— Ну что? Совещание дало плоды? — поинтересовался врач у вернувшегося на прием Имлериха.
— Дания — родина этого самого принца датского, — с гордостью изрек эльф.
— Потрясающе! Гениально! — восхитился доктор. — Значит, интеллект у нас в норме. А жалобы есть?
— Не-а.
— Настроение как?
— Нормальное. А что? — насторожился Имлерих.
— Хорошо. Зовут вас, говорите, как?
— Имле… То есть Карантир!
— Угу. Находитесь где, знаете?
— Междумирье. Малые ебиня.
— День у нас сегодня какой?
— А в междумирье это, говорят, неважно. Тут время свое какое-то.
— Замечательно. Значит, пишем: в месте, времени и собственной личности ориентирован, обманов восприятия нет. Так?
— Так, — кивнул Имлерих.
— Жить хотите?
— Дурацкий вопрос. Конечно хочу.
— О смерти не думаете?
— Не хрена мне о ней думать, накличешь еще!
— Значит, пишем, что вы у нас психически здоровы?
— Ну да!
— Все. Идите. Служите дальше. Удачи вам.
— Ага. И вам того же, — радостно закивал Имлерих и покинул кабинет.
— Ну что? — хором поинтересовались сопровождающие, как только эльф вышел в коридор.
— Я здоров. То есть, Карантир здоров. Годен к службе навигатором. А Эредин где?
— Горе горькое ваш этот навигатор, — покачал головой Гермес Зевсович. — Он в лаборатории при попытке взять у него кровь из пальца в обморок грохнулся. Эредин вместо него пошел.
— Ай-яй-яй, — сокрушенно качала головой лаборантка, глядя на лежащего без сознания Карантира. — Вроде на вид такой здоровый, а такой чувствительный. Я только-только иголочку достала, а он ее увидел — и сразу в обморок.
— Давай уже, коли меня вместо него, — Эредин положил на стол свою ручищу. — Токо быстро! О Dana Meadbh, что я только терплю ради этой нюни! Надо было Геральта сюда притащить, чтобы он мучился, потому что весь этот идиотизм из-за него приключился.
— А вы, того-этого, в обморок не грохнетесь, как ваш товарищ? — с подозрением спросила лаборантка. — А то уж очень вы… монументальны.
— Не грохнусь. Коли! — велел Эредин.
— Сейчас будет немного больно, — мягко сказала женщина, глядя, какими страшными глазами Эредин воззрился на маленькую острую штучку в ее пальцах. — Я быстро, вот так раз — и все.
— Уй! — не удержался и вскрикнул Эредин. — Ничего себе немного! Да мне так больно не было, даже когда ведьмак мечом глаз выколол! Слушай, если тебе тут работать надоест или там деньги понадобятся, ты дай мне знать, я тебя с твоими иголочками на Тир на Лиа в пытошную возьму сразу, без разговоров и испытательного срока. У тебя ж ручки для этого дела просто золотые.
— Хорошо, я подумаю над вашим предложением. Сейчас кровушку вашу соберу, посчитаю…
— Ой, натоптали уже, нагрязнили, — проскрипел старческий голос буквально на ухом у Эредина. — Ходють и ходють, топчуть и топчуть. Ножищи свои подыми! Почему без бахил?
— Олимпиада Ардалионовна! — не поворачивая головы ровным голосом сказала лаборантка. — Погодите вы со своей шваброй, дайте мне спокойно кровь у пациента взять.
— Гонють мене отовсюду и гонють, — забубнила бабка (Эредин-то как раз повернулся и рассмотрел ворчливую старушку в белом застиранном халате с какими-то подозрительными разводами и пятнами и косынке, завязанной на затылке с угрожающе торчащими из-за ушей кончиками). — Ентот Русти вот тоже щас наорал: куды ты пресси со своей шваброй, мол, не видишь, что ля, шо у мене пацаент со вскрытым брюхом на столе. Как будто я смотрю, что там у его столе: кишки или бутерброды. Я ему говорю: ходють и ходють, топчуть и топчуть, а он мене — пошла вон, не мешай оперировать. Антиллягент называется. Ето у вас чаво в углу ляжить и антисанитарию распространяить? Какая-то шкура грязная? Куды ея, на помойку отнести? — санитарка потыкала шваброй в бесчувственного Карантира.
— Олимпиада Ардалионовна, не трогайте, это мы сами потом приберем, — ответила лаборантка.
— У колидоре тоже, стоить один такой в польтах. Я ему говорю: нельзя в польтах находиться! А ентот, из диспетчерской начальник, говорит, что это не польты, а какие-то доспехи. А по мне, что польты, что доспехи — все едино, антисанитария. Вон этот, — она кивнула на
