Лена сидела, замерев, и глядела, как они самозабвенно целуются, наблюдала, как его ладони скользят по узкой спине девушки, обтянутой зеленой тканью жакета, узнавала так хорошо изученные ею шрамы после старых, давно затянувшихся ран, которыми были исчерчены запястья и предплечья мужчины. Потом она увидела, как рыжеволосая девушка, спустившись легкими поцелуями вниз по его шее, сместилась к ключицам и затем к рваному шраму, напоминающему кляксу или кленовый лист, на правой стороне его груди, в то время как мужчина начал борьбу с мудреными застежками на ее жакете…
— Убери это, — попросила Лена Гюнтера, опомнившись и резко отворачиваясь от картины в окне портала.
— Но почему? Я хотел, чтобы ты воочию убедилась, на что способен твой Геральт, когда он всего лишь чуть-чуть отойдет от дома. Я полагаю, нужно досмотреть до конца, чтобы ты была уверена…
— Закрой, прошу ведь! Я не хочу это видеть!
— Хорошо-хорошо, как скажешь. Желание клиента — закон.
— Это не желание. И даже не рассчитывай что-то с меня за это получить.
— Конечно, нет. За кого ты меня принимаешь? Я не настолько мелочен. Просто в данном случае я некорректно выразился.
— Зачем ты мне это показал? — жестко спросила Лена. — Зачем ты вообще пришел и завел этот разговор? Только не говори мне, что ты заботишься о моральном облике Геральта и стоишь на страже семейных ценностей.
— Ах, Леночка, ну какая же ты проницательная, — покачал головой Гюнтер. — Прямо с языка сняла.
— Гюнтер, пожалуйста, давай шутки в сторону.
— Ну хорошо. Я показал тебе, как Геральт любится с Шани, чтобы ты перестала цепляться за этот мир. Ведь, насколько я понимаю, кроме Геральта, тебя тут ничто не держит.
— Ты кое о чем забыл. Геральт, конечно, фактор существенный, даже определяющий, но ведь закон перекрестков еще никто пока не отменил. Или у вашего Кроноса случился приступ законотворчества и он придумал что-то новое?
— Нет, здесь все по старому. Кронос до ужаса ортодоксален и никогда не меняет то, что однажды придумал.
— Тогда зачем весь этот спектакль?
— А затем, что мне интересно знать, что ты скажешь, если я предложу тебе вернуться домой при условии, что я смогу обойти закон перекрестков?
— Что скажу? Тебе как, помягше или правду-матку?
— Лучше все-таки помягше. И желательно с обоснованием.
— Вернешь меня в мир, где я знаю всех, а меня — никто? К людям, для которых я стала чужой? Нет, спасибо, большое человеческое! И потом, тут у меня есть хоть и неверный, но мужик — добытчик и защитник, а главное — собственный дом. И что, предлагаешь мне обмен мои кровных квадратных метров в довольно престижном месте ведьмиленда на пшик? Я что, бомжевать по вокзалам буду? Милостыню на паперти просить? Нет, Гюнтер, я тебе на твое предложение отвечу помягше, как ты и просил: чтоб я матом — вот уж хуй!
— Ох, Лена, да погоди ты! Что ты сразу завелась, даже до конца меня не дослушав? Не будет никаких вокзалов и папертей, верну я тебя домой к родным и друзьям да так, что никто даже и не заметит, что ты отсутствовала.
— А я? Мне ты тоже сотрешь память о том, что со мной было, о междумирье, о Геральте?
— Нет, моя милая, вот твои-то воспоминания как раз останутся при тебе. Поскольку путь, которым я планирую вернуть тебя домой, как бы это сказать… нелегальный, то с памятью твоей я ничего поделать не смогу.
— Нелегальный? И что это за путь такой? И почему ты мне его сразу не предложил?
— Тогда идея о нем не пришла мне в голову. Я бы и сейчас об этой возможности не догадался, если бы не Ольгерд.
— А при чем тут он?
— Не он сам, а его третье желание.
— Он же его еще не загадал.
— Ольгерд его просто пока не озвучил, но уже задумал. А мне этого достаточно.
— Ты знаешь, что за мысли у него в голове?
— Я могу легко узнать, если дам себе труд, — самодовольно ухмыльнулся Гюнтер. — Ну так что, Лен, пойдем домойки, а?
— Да я тут, знаешь ли, подумала, прикинула… Гюнтер, извини, но дорога ложка к обеду. Надо было тебе выполнять мое желание тогда, когда мне этого жгуче хотелось, а сейчас… Я даже и не знаю. Вот оно мне надо?
— Хм, — Гюнтер покрутил головой. Лене даже показалось, что он был в некотором замешательстве, так как, видимо, не ожидал, что после показанного ей эротического эпизода с участием Геральта, она не захочет послать здесь все к чертям и отправиться домой. — Леночка, я могу тебя убедить, что все-таки надо.
— Знаешь, Гюнтер, а откуда мне знать, что вот это кинцо, которое ты мне показал, настоящее, а не… монтаж или иллюзия? Ты ж такая мастеровитая сущность, всякие штуки и уловки знаешь. Так может, ты просто дуришь меня, бедную и несчастную, глупенькую и доверчивую девушку?
— Хорошо, давай зайдем с другого конца. Оставим в покое кобелиную натуру твоего Геральта, тем более, что ты, как и все влюбленные дурочки, готова видеть в своем избраннике лишь хорошее, отказываясь верить даже своим глазам. Ну да ладно, это твое право и твой выбор. А как ты думаешь, что будет, когда он выполнит все желания Ольгерда? А мы ведь с тобой точно знаем, что он их рано или поздно выполнит, невзирая на все потуги нашего дворянчика выдумать нечто невыполнимое.
— Ты уберешь эту метку с его лица, и Геральт отправится на Скеллиге, — убежденно сказала Лена. — Потому что тебе он в этом случае будет больше ничего не должен.
— Разумеется. К Геральту у меня не будет никаких претензий. Я только заберу душу Ольгерда — и все.
— Ну да, — кивнула Лена. — И в чем подвох?
— Да все в том же Ольгерде. Точнее, даже не в нем, а в добросердечии твоего Геральта. Ведь жалко ему станет этого никчемного дворянчика, а? Как сама-то думаешь? И кинется он спасать эту трижды никому не нужную душу. Между прочим, с риском потерять свою. Потому что я — не Ольгерд, и свои загадки загадывать я буду тщательно, и поэтому их-то Геральту точно нипочем не отгадать, так что итог нашего с ним противостояния известен заранее. И печален. Но ведь мы-то с тобой не хотим такого исхода и не допустим его. Верно?
— Ты выполняешь мое желание и оставляешь Геральта в покое, — сказала Лена.
— Да! Именно так, моя дорогая! Ты правильно мыслишь, моя умница!
— Так надо было с этого и
