— Ну что, Геральт, упустил ты свою Сольвейг!
Услышав до тошноты бодрый голос, ведьмак посмотрел на Гермеса, который стоял на прежнем месте, улыбаясь ведьмаку как ни в чем не бывало. А впрочем, для Гермеса эта неожиданная размолвка Геральта со своей подругой и их последующее расставание действительно не имели никакого значения. Сам же Геральт вдруг с неожиданной горечью осознал, что ему вмиг стали неинтересны все люди и сущности, находящиеся в этом доме, и не стало дела до того, чем и как закончится история с запутанными старыми отношениями, невыполненными договорами и чьими-то несбывшимися надеждами — важным было лишь то, что Лены уже не было рядом с ним да и нигде больше в этом мире. Осознание того, что виноват в своей потере был исключительно он сам, лишь усугубляло мерзкое настроение ведьмака. А еще он думал, что даже — в кои-то веки — наличие в доступной близости всемогущего Кроноса не могло уже ничего поправить. Возможно, он и согласился бы отмотать минуты назад до точки невозврата, когда роковые слова еще не были сказаны и все еще можно было изменить, но какой в этом смысл? Лена все решила и сделала свой выбор. А то, что он оказался не в пользу Геральта… Что ж, она рассудила правильно. И к лучшему. А он не имел права сердиться. И не мог настаивать, чтобы она изменила свое решение. Не мог и не стал. Как не стал смотреть ей вслед, внезапно осознав, что это слишком тяжело — вот так вдруг, в один миг лишиться своего маленького уютного счастья, о котором он безнадежно мечтал многие годы своей неустроенной скитальческой ведьмачьей жизни, и в которое теперь почти поверил. А оно взяло — и ускользнуло в тот момент, когда, казалось, он уже держал его в руках.
Нахлынувшее острое чувство утраты резко сжало сердце пронзительной, почти физической болью, но с этим Геральт справляться умел. Гораздо сложнее было стряхнуть пришедшее ей на смену вязкое и тяжелое ощущение полного безразличия к происходящему. Ведьмаку нестерпимо захотелось остаться одному, чтобы никого не видеть и не слышать до омерзения жизнерадостный голос Гермеса, который вещал о какой-то Сольвейг.
— Что еще за Сольвейг? — машинально спросил Геральт, просто затем, чтобы хоть как-то заставить себя вернуться к действу, происходящему в доме Ольгерда, ведь как ни крути, а профессиональная этика и его личная репутация требовали, чтобы он довел дело до конца.
— В данном случае твоя девушка Лена, — охотно пояснил Гермес, делая вид или действительно не обращая внимания на то, как болезненно сжал губы Геральт, вновь услышав имя своей теперь уже бывшей подруги. — Тебе, в отличие от того же Ольгерда, несказанно, хотя на мой взгляд и незаслуженно, повезло. Ведь далеко не каждая женщина рискнет самым ценным — своей душой — ради мужчины, который — заметь — ей даже не верен.
— О чем ты сейчас говоришь?
— Ей пришлось загадать желание, то есть принять наконец предложение Гюнтера. Заложить свою душу исключительно затем, чтобы он оставил тебя в покое.
— Но почему она не сказала об этом мне?
— Потому что у тебя сначала не нашлось времени ее выслушать. А потом ты не выразил желания.
— Тогда почему ты не сказал об этом сразу, пока Лена была еще тут?
— Я никогда не встреваю в дела влюбленных. Не моя епархия. Поэтому предпочитаю молчать и позволить вам разбираться со своими делами самим.
— Если бы я не сглупил и дал ей объяснить… — Геральт в отчаянии сжал кулаки.
— Что теперь гадать о том, что было бы, — развел руками Гермес. — Ты ведь сглупил.
— Да, — Геральт покачал головой, а потом горько усмехнулся. — Надо же, как по-дурацки получилось: я столько раз давал Йен шанс все исправить и начать сначала, а она не заслужила ни одного, и в итоге для той, кому он был действительно нужен, ничего уже не осталось. Йен выбрала все. Взяла то, что ей не принадлежало. Как о’Дим.
— Кстати, об о’Диме, — спохватился Гермес. — И прочих присутствующих здесь существах и сущностях. Мы отвлеклись, а время… Хотя в данном случае Время как раз ждет, причем буквально и очень терпеливо. А впрочем, уж ему-то точно спешить некуда.
— И чего он ждет? — поинтересовался Геральт.
— Решения участи о’Дима. Остальные его не интересуют. Ведь они у него ничего не просили.
— О’Дим, — Геральт стиснул зубы. — Его бы я с удовольствием отблагодарил за все то добро, которое он нам с Леной причинил. Да только он ведь бессмертен, так?
— Скажем, его существование не бесконечно. Но, поставить точку в его, так сказать, бытие тебе не по чину. Кстати, я вижу, что с исчезновением своей подружки ты абсолютно утратил интерес к тому, что тут происходит. Знаешь, ты можешь уйти и не досматривать представление, — великодушно разрешил Гермес. — Ведь, в отличие от собравшихся здесь лиц, ты-то теперь свободен как ветер, потому что никому и ничего не должен. Я бы на твоем месте воспользовался своим положением и радовался вновь обретенному статусу.
— Ну нет, — покачал головой Геральт. — Зная увертливость о’Дима, я уж досмотрю до конца. Хочу быть уверенным, что хотя бы эта наглая самодовольная рожа получит по заслугам и никогда больше меня не побеспокоит.
— Тогда начнем по порядку, — объявил Гермес. — А первым у нас на очереди Ключник. Эх, бедолага, — Гермес сочувственно покачал головой, глядя на посаженное у стены и понуро склонившее безликую голову создание, которое теперь уже не казалось столь кошмарным, как ранее, когда оно активно двигалось и агрессивно махало лопатой. — У Ольгерда то ли не хватило умения дать тебе более сильное тело, то ли просто не достало ума предположить, что однажды в усадьбу заявится кто-то посерьезнее обычного ворья. Его промах — твоя беда. Ты не справился, не сделал то, что велели, за чем тебя призвали. Ты будешь наказан. Извиняй, но таковы правила, — Гермес развел руками. — Ты их знаешь не хуже меня.
После этих слов Ключник повернул свою жуткую голову к Ольгерду и что-то зло прощебетал в его адрес на своем птичьем странном языке. Впрочем, таковым он показался только Геральту. Остальные, включая Ольгерда, прекрасно поняли, что сказал Ключник, хотя даже ведьмаку, учитывая ситуацию, было ясно, что вряд ли он отвесил комплимент фон Эвереку или поклялся ему в верности и дружбе.
— Надеюсь, нас ты просто отправишь домой, — промурлыкала кошка, встав рядом с Гермесом и глядя на него снизу вверх антрацитово-черными глазами.
— Именно, — к кошке присоединился такой же пугающе темноглазый пёс. — Мы выполнили свою миссию честно и прилежно, пробыв с хозяйкой до конца. И даже дольше.
— Все согласно договору. Нас не в чем упрекнуть, — добавила кошка.
— Мы заслужили свободу, — заявил пёс.
— Несомненно, — кивнул головой Гермес. — Заслужили. И вы
