Коннор и сам не замечает, как изучает улики на автомате, а часть вычислительных мощностей занята совсем другими размышлениями. Неужели он становится девиантом, если наконец-то ставит под сомнение желание умирать снова и снова? Ответа нет, а подозреваемые и возможные соучастники преступления уже ждут его появления, но андроид идёт по следу голубой крови, выходя на крышу здания.
Снежинки и ветер мгновенно бьют по лицу, отзываясь на сенсорах кожи подобием холода. Коннор не обращает внимание на природный фактор раздражения, а голубые капли крови слишком явственно и чётко, будто специально оставленные пунктиры подсказок, ведут к воздухоотводу здания. Коннор замирает, не решаясь переступить черту. Наверняка он умрёт, а наутро Хэнк опять будеть орать и читать нотации, заставляя андроида виновато смотреть в пол. Коннор тянет на себя дверь, чтобы столкнуться взглядом с затравленным взглядом раненного девианта. Звук выстрела раскатом грома разносится в стылом зимнем воздухе, а пуля, попадая в плечо, заставляет свалиться на спину. Крик Хэнка — словно команда бежать прочь, заставляет тело броситься в укрытие, когда секундой позже новая пуля прошивает бетон там, где должна была быть его голова. Его хватают за шкирку, рывком утягивая за спасательное укрытие. Человек рискует собой, чтобы помочь ему? Хэнк, наверное, и сам этого не понял.
— Сиди здесь и не высовывайся! — взгляд Андерсона не терпит возражений. А спецназовцы открывают огонь по укрытию девианта.
— Остановите их, Хэнк! Они убьют его, и мы ничего не узнаем!
— Уже поздно, его всё равно убьют.
Хэнк не успевает ничего предпринять. Коннор бросается к девианту в отчаянном, но самоубийственном рывке. Андерсон теперь явственно видит, насколько в Конноре много от машины, когда он уворачивается от пуль, а затем с грацией хищной кошки и как нечего делать перепрыгивает через укрытие, стальной хваткой впиваясь в руки девианта. Хэнк срывается с места, а время тянется замедленной съёмкой, мгновенно схлопываясь оглушительным выстрелом. Андерсону страшно. Ему страшно от того, что напарник снова уйдёт в никуда.
— Коннор! Коннор! — андроид не шевелится, а мёртвый девиант падает к его ногам. Хэнк подбегает к нему, цепляется ладонью за плечо, заглядывая в перепуганные глаза. — Коннор! Ты в порядке? Ты не ранен?
— Н-нет, я в порядке, — голос его дрожит и едва слышен, а взгляд прикован к пластиковому телу у своих ног. Хэнку кажется, что умей андроиды плакать, Коннор заревел бы в голос. — Нет. Я не ранен.
— Господи, — Хэнк тяжело выдыхает, а сердце в груди вот-вот готово разломать рёбра изнутри. — Ты напугал меня до усрачки. — на лице андроида читается явный шок, а тело напряжено до предела. — Почему ты никогда меня не слушаешь, когда я говорю тебе не двигаться?!
— Я был един с его памятью, — голос Коннора всё ещё дрожит, а руки, словно ища опору, касаются вентиляторной решётки. Дыхание андроида прерывистое, будто после долгого бега. — Я чувствовал его смерть. Как будто сам умирал…
Хэнк не может сказать и слова. Глаза Коннора смотрят прямо перед собой, а затем взгляд его застывает на лице Андерсона, заставляя того вздрогнуть. Машина не должна так смотреть, не должна излучать панику и страх, от которых сердце детектива сводит жалостью.
— Я был напуган. Мне было… страшно… Я что-то увидел в его памяти. Слово «Иерихон».
— Пойдём, тебе нужно успокоиться, — Хэнк утешительно хлопает по спине Коннора, и тот послушно кивает. — Нам ещё остальных подозреваемых допрашивать.
Но им надо было свалить сразу же, а Хэнку нельзя было оставлять явно выбитого из колеи андроида без присмотра, бросив его наедине с подозреваемыми. Он видит, как один из них проходит по коридору, заставив Хэнка думать, что Коннор сам его отпустил. Но каким-то внутренним чутьём мужчина идёт в импровизированную допросную.
— Теряешь хватку, Коннор? Тебе явно…
— Хэ-э-нк… — андроид валяется на полу, беспомощно вытягивая руку перед собой, словно желая дотянуться до стола и подняться на ноги. Спасения нет. Девиант забрал с собой его соединительный биоэлемент. Детальку, как сказал бы Андерсон.
— Коннор! — Хэнк бросается к нему и падает на колени, переворачивая тело андроида на спину. — Держись, сынок, держись, мы обязательно тебя подлатаем. Всё не так уж и плохо.
Коннор, если судить на языке людей, умирал не единожды, испытывал себя в желании познать страх смерти. Ребёнку захотелось поиграть с огнём, а рядом не оказалось того, кто смог бы объяснить, что так нельзя. И Вселенной, кажется, надоело терпеть его безумные выходки. Она заставила поплатиться. Сегодня он испытал чужой животный страх, как свой собственный. И этот страх оглушил его, заставил себя бояться. Программный сбой приблизился к критической отметке, а Хэнк лишь трясёт его, будто это способно привести его в чувство. Он не человек, но желание не умирать в этот раз болью отзывается где-то в синтетической груди и, будь у него сердце, оно наверняка разорвалось бы от отчаяния.
— Девиант, — шепчет Коннор, а лицо его искажается судорогой боли. Хэнк беспомощно наблюдает за тем, как дрожь пробегает по телу андроида, а голубая кровь отпечатывается на ладонях мужчины, въедается в кожу несмываемыми чернилами. — Там был… девиант.
Коннор порывается улыбнуться, цепляясь пальцами за руку Хэнка, словно за спасительную соломинку цепляется утопающий. Андерсон прижимает ладонь ко лбу андроида, сам не зная, почему пытается успокоить его подобным человеческим жестом. И когда ассоциации невольно складываются в картинки из прошлого, перед глазами вновь мелькают напуганные глаза шестилетнего сына, который точно так же не хотел умирать, цепляясь за лицо его стекленеющим взглядом.
Хэнк не должен так реагировать, ведь андроид завтра возродится вновь, привычно ожидая его появления в полицейском участке. Но к подобному, кажется, нельзя привыкнуть, особенно когда последняя волна агонизирующий дрожи прошивает тело Коннора, а невидящий взгляд мгновенно смотрит в пустоту. «Мне было страшно». Произнесённые им слова заполняют собой все мысли детектива. Наверняка ему было страшно и сейчас. Подобное невозможно имитировать. Подобное нельзя воспроизвести только благодаря программному сбою где-то в микросхемах и среди цифр поведенческого кода. Либо ты чувствуешь, либо нет. И отчего-то Хэнк теперь уверен, что Коннор больше не будет искать смерти под шальными пулями и колёсами автомобилей. Не ищет смерти тот, кому есть, что терять.
Детектив поднимается на ноги, почти бережно опуская пустую теперь оболочку на пол, залитый голубой кровью. Хэнк очень надеется увидеть в новом теле Коннора, к которому привязался: задумчивого, сомневающегося, задающего вопросы, на которые обязательно хочет получить ответ. Ведь
