— Брут… — я подхожу вплотную к разделяющей нас прозрачной стене.
— Мирта… Глупенькая, Мирта, что же ты натворила, — вздыхает он и усаживается на стул.
— Я не знаю, как так вышло, Брут. Я… я не специально, — сажусь напротив перегородки.
— Мирта, ведь я тебя предупреждал, — с легким укором говорит мой бывший наставник.
— Я знаю… Прости… — глупые слова срываются с губ. Мне хочется как-то оправдаться, но оправдания мне нет.
— Ладно хватит, — строго говорит он. — Слушай меня внимательно. Завтра состоится твой суд. Я буду там, Энобария тоже приехала. Мы проходим как свидетели защиты, попробуем представить тебя в положительном свете.
— Это может помочь? — с надеждой спрашиваю я.
— Не знаю, но попробовать стоит. И еще есть доктор Каст. Я поговорю с ним и постараюсь убедить, чтобы он встал на нашу сторону. Он может доказать, что в момент убийства ты была невменяема. Ну, знаешь, девчонка напомнила тебе об Играх, и тебя переклинило.
— То есть, хотите выставить меня сумасшедшей.
— Уж лучше быть сумасшедшей, чем мертвой, Мирта, — говорит Брут. — Тебе просьба, нет, даже приказ. Раскайся в содеянном и во всем помогай следствию. Поняла?
— Да.
— Не слышу.
— Да, Брут.
— Постарайся в этот раз не облажаться, — Брут встает с места и коротко попрощавшись, выходит. Меня отводят обратно в камеру.
Утром перед судом ко мне заходит обещанный Эмерсоном стилист. Его лицо кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить, где его видела. Каштановые волосы, зеленые глаза. Выглядит он нетипично для капитолийского жителя. Он молча готовит меня к выходу, я тоже не рискую заговорить с ним. Покончив с нарядом, мужчина приглашает своих помощников, которые должный сделать из меня конфетку. Они тоже молчат, но я чувствую, как им хочется поболтать. Вероятно, им всем запретили общаться с убийцей. Черт, где же я их всех видела…
Наконец, с приготовлениями покончено и стилист поворачивает ко мне ростовое зеркало. У меня отвисает челюсть: это точно я? На мне надет красивый красный брючный костюм - сидит, как влитой. Легкий макияж, волосы распущены и слегка завиты, и даже бандана смотрится здесь уместно.
— Подходит под браслет, — писклявым голосом говорит один из помощников и тут же получает локтем под бок от стоящей рядом женщины. Да, им действительно запрещено со мной общаться. Я поднимаю левую руку. Я не снимаю браслет с тех пор, как мне его подарил Катон. Он стал неотъемлемой частью меня. Но сейчас от взгляда на него мне становится грустно. Даже если меня признают невменяемой, то посадят в сумасшедший дом. Интересно, в Капитолии есть дурдомы?
Стилист делает пару завершающих штрихов и, удостоверившись, что все выглядит идеально, уходит вместе с помощниками. После обеда меня ведут под конвоем в зал суда. В этот раз мешок на голову никто не надевает. Как выяснилось, все это время я была в городской тюрьме. На улице меня встречает толпа разгневанных жителей, кто-то даже пытается пробраться через строй миротворцев, чтобы достать меня. Мне кричат самые последние ругательства, грозятся разорвать прямо здесь и сейчас.
Путь до Дворца правосудия (оказывается, в Капитолии даже он есть) недолгий. Из соображений безопасности, меня отвозят на бронированной машине. У Дворца так же, как у тюрьмы, толпы народу. Ведут они себя более сдержанно. Меня в наручниках доставляют в зал суда через черный ход. Их снимают только, когда я оказываюсь на месте подсудимой — в небольшой клетке.
Ровно в час в зал заходит главный судья с двенадцатью присяжными. Они занимают свои места. Среди присутствующих зрителей очень много знакомы лиц: стилисты, менторы, замечаю Кашмиру, Блеска, Джоанну, которая сочувственно поглядывает на меня. И, конечно же, Грейс Гламур и Катона. Последний выглядит совершенно разбитым. Силой воли заставляю себя не смотреть на него. За судьей загораются двенадцать экранов.
— С нами на связи мэры всех двенадцати дистриктов, — говорит судья. Действительно, среди всех я замечаю нашего мэра. — Заседание суда объявляю открытым.
Я впервые в жизни наблюдаю за этим процессом. По мне, он достаточно долгий и муторный. В течение часа говорят все, кроме меня. Как и велел Брут, веду я себя спокойно и всячески показываю свою печаль на камеры, которых тут предостаточно. Не удивлюсь, если это заседание транслируется на весь Панем.
После долгой речи прокурора обвинения, который через каждое слово говорит об ужасе моего поступка, наступает очередь защиты. Мой адвокат — пожилая женщина, которая после каждого слова запинается. Даже я, совершенно далекая от закона, понимаю, что она несет чушь. Да уж, предоставить мне капитолийского адвоката - все равно что поставить волка караулить овцу. В определенный момент подходит очередь свидетелей. Первым вызывают Брута. В течение десяти минут он в красках рассказывает о том, какая я, на самом деле, замечательная. Даже каверзные вопросы обвинения не способны его сбить. Я легко улыбаюсь: это напомнило мне интервью с Цезарем Фликерманом. Он, к слову, тоже здесь, ждет не дождется подробностей. Энобария выставляет меня настоящим профессионалом своего дела. Смотрю на присяжных: они озадачены. Прокурор тоже заметил эту перемену.
— Все это прекрасно, но как быть с реальными угрозами подсудимой? Мне известно, что Мирта Дагер в открытую угрожала смертью одной из жительниц Капитолия, которая сейчас находится в этом зале. Встаньте, пожалуйста.
С места встает Грейс Гламур.
— Да, совершенно верно. В день нашей встречи, подсудимая нанесла мне увечья, а также поклялась убить при следующей встрече.
— Это правда, мисс Дагер? — спрашивает судья.
Вот мерзавка! Я скрежещу зубами от злости, руки сжимаются в кулаки. Собираюсь грубо ответить, но тут замечаю взгляд Брута. Он едва заметно мотает головой. Опускаю голову.
— Да, Ваша честь.
— Вы угрожали убить мисс Гламур?
— Да, Ваша честь.
— Почему? — допытывается судья.
Я нервно провожу рукой по волосам, совершенно забыв, что могу повредить укладку. Мой взгляд мечется по залу заседания, я судорожно пытаюсь придумать вразумительный ответ, но но не могу придумать ничего лучше, чем:
— Меня облапошили.
— То, что вас облапошили, мисс Дагер, - с усмешкой произносит обвинитель, кое-кто из присяжных улыбается, - целиком и полностью ваши проблемы. Видите, господа присяжные и многоуважаемые мэры, подсудимой присуща агрессия и неудивительно, что из-за любой детской шутки она впадает в припадок ярости.
Присяжные кивают, делают пометки в блокнотах. Злость переполняет меня. Вот как тут дела решаются, вот он, Капитолий, во всей красе. Неудивительно, что их так ненавидят почти все жители страны. Надо же, я впервые понимаю этих несчастных людей в бедных дистриктах. Неплохо