Отец склонился к ней. Шатин постаралась не дышать. Вонь от него исходила такая, что недолго было и задохнуться.
– Малыш Тео раскатывает по планете с офицером Министерства. Очень любопытно. Ну скажите, разве не любопытно?
Еще двое членов шайки подступили к ее стулу с двух сторон. Клак и Эркюль. Увидев их, Шатин со свистом втянула в себя воздух. Клак, немногим выше ее, был тощим, но крепким, и с лица его никогда не сходила этакая коварная полуулыбочка. Двигался он с какой-то угловатой целеустремленностью, словно гигантское насекомое, и был известен тем, что коллекционировал пальцы человеческих ног. А Эркюль был настоящий гигант – такой огромный, что низкий потолок bateau заставлял его пригибаться. Бицепсы у него были не меньше головы Шатин, туловище Эркюль словно бы позаимствовал у дроида, а тяжелый низкий лоб нависал над глазами как у какого-нибудь чудовища. Банда использовала его, чтобы нагонять на людей страх, но Шатин знала, что, кроме физической силы, у него ничего нет. В мозгах у этого громилы сплошной туман.
Бояться следовало Клака. Он не только с легкостью отрубал людям пальцы, но и, по слухам, содержал один из самых прибыльных борделей крови на площади Планке. Приманивал девушек едой и деньгами, выкачивал из их крови все питательные вещества и продавал их высшим сословиям. После чего обычно эти девушки бесследно исчезали.
– Мы слыхали, что у Тео много дел, – сказал этот мерзавец Клак. – Раскатывает, фрик его побери, по всей планете на круизьере. Ловко пристроился к офицеру.
Шатин сглотнула. Так вот в чем дело! Они видели ее с Марцеллом.
– Похоже, затевается хорошенькое дельце, – кивнул Клаку ее отец. – Верно я говорю, а?
– Да уж, славное намечается дельце, – согласился тот.
– Грустно только, что нас не взяли в долю, – продолжал месье Ренар, делано кривя губы. – А я грустить не люблю.
– А я не люблю тех, кто нарушает правила, – с ухмылкой подхватил Клак.
Ужас пронзил Шатин до самых пяток, а мозг поспешно перебирал возможные варианты. Если сказать им правду – что она не затевает никакого дельца, а взялась вынюхивать для генерала, – о последствиях страшно подумать.
С другой стороны, если внушить им, что она задумала вытянуть из Марцелла ларги, от нее потребуют поделиться добычей. Именно на это и намекнул Клак, когда говорил о правилах. В Трюмах всякий, затеявший крупное мошенничество, должен был поделиться прибылью с «Клошарами» – если не хотел лишиться нескольких пальцев. А ей совсем нечего им отдать. Разве что дурацкое кольцо Марцелла. Но ведь его на десять частей не разделишь.
Шатин потерла связанные руки, нащупывая металлическую полоску на большом пальце. Но кольца там не оказалось.
– Не это ли ты ищешь?
Месье Ренар вытащил из кармана и подбросил в воздух титановое украшение. Колечко изящно завертелось в воздухе и снова упало ему на ладонь. Ренар присмотрелся и изрек:
– На вид дорогое. Определенно, титан.
Шатин на миг зажмурилась, собираясь с силами. Среди «Клошаров» ее отец всегда словно бы превращался в другого человека, особенно рядом с Клаком. Да, месье Ренар в принципе никогда не отличался благородством, но это отребье, казалось, вызывало из глубины его души особую жестокость. Забывалось все, даже общая кровь. В этих стенах он переставал быть ее отцом и становился грозным главарем внушающей страх банды. И никем иным. И Шатин боялась его до дрожи.
– Ты, малец, зажал нашу долю, – объявил Клак. – Мы недовольны.
– Клянусь, это все, что у меня есть, – впервые заговорила Шатин и сама удивилась, что голос у нее не дрожит.
Отец цыкнул зубом и покачал головой:
– Ох, сынок. Как же ты меня огорчаешь.
– Послушайте, я еще только начал. Я добуду больше. Честное слово.
– Да я не о том толкую, – ответил Ренар. – Я огорчен, что ты врешь собственному отцу.
– Я не вру.
Ренар одарил Клака многозначительным взглядом. Тот повернулся к Эркюлю, который до сей поры не произнес ни слова. Впрочем, он всегда был молчалив. Стоило ему открыть рот, и от его грозного вида не оставалось и следа. Поэтому великана приучили держать язык за зубами.
Кивнув, Эркюль прошел мимо Шатин и скрылся у нее за спиной. Ей отчаянно захотелось развернуть стул, чтобы видеть, чем он там занимается. Поворачиваться к «Клошарам» спиной всегда было неразумно. Она слышала позади шорох и ломала голову, что это может быть. А потом Эркюль снова появился в поле зрения девушки, и у Шатин, разглядевшей, что́ у него в руках, упало сердце.
Он принес мешок с ее воровской добычей.
Как отец его отыскал? Неужели Азель проболталась? Или месье Ренар решил обнюхать все купе и заглянул под решетку в ее комнате?
Эркюль бросил мешок на пол, и Шатин, услышав, как он звякнул о стальное покрытие, мгновенно вышла из себя.
– Отдайте! – заорала она. – Отдай, ты, подлый вор!
Она натягивала узы, извивалась и корчилась, чуть не опрокинув стул. Но все тщетно. Веревки держали слишком крепко. Так ей не выбраться.
– Остынь, малец, – страшно просвистел над ухом Клак. – Остынь. Мы все тебе отдадим. Как только ты отдашь нам долю от дельца с д’Бонфаконом.
Шатин заставила себя успокоиться. Не потому, что так велел Клак. Просто ее осенила мысль.
Она должна любой ценой вернуть свои сокровища. Восемь тысяч ларгов! На это ушли годы тяжелого труда.
– Я уже сказала, – начала она, не позволяя голосу сорваться. – Еще рано. Но я обещаю, что доля будет большая.
Клак с сомнением скрестил руки на груди:
– Насколько большая?
Шатин фыркнула:
– Знаете, кто он? Генеральский внучок. Живет в Гран-паласе. И клянусь, как только я добуду то, за чем охочусь, вы свое получите. Много получите, ясно?
Она, кажется, убедила Клака, и сомнение сползло с его лица, сменившись алчной улыбкой.
– Много – это по мне.
Шатин постаралась скопировать его усмешку:
– И по мне тоже.
– Ну и как долго прикажешь нам ждать? – уточнил Ренар.
Мысли у Шатин заметались. Ей надо убраться с планеты до того, как громилы из шайки «Клошаров» придут за своей долей. Поиски базы «Авангарда» – почти безнадежное дело, но теперь выбора у нее не осталось. Надо попытаться. Лишь бы выиграть время.
– Две недели, – объявила девушка. – Максимум.
«А тем временем, – с горечью подумалось ей, – надо придумать, как выкрасть обратно свои побрякушки».
Клак переглянулся с отцом и вновь повернулся к ней:
– Так не пойдет. У тебя три дня.
– Ха, три дня! – огрызнулась она. – Никак не успеть! Вы не понимаете. Это сложная афера, там обман на обмане, так сказать, во много слоев. Я же объяснил…
– Три дня, – повторил Клак, уткнувшись взглядом в ее ступню. – Или мы возьмем свою долю другой монетой.
Шатин вспомнила ковылявших по Трюмам калек, наказанных за непокорность «Клошарам», и кровь ее обратилась в лед.
– Хорошо, – сказала она, сознавая, что за
