Шатин фыркнула. Что за фарс! Неужто д’Бонфакон и вправду думает, что сумел кого-нибудь одурачить?
Она глянула на Азель, которая доверчиво уставилась в экран «пленки», боясь пропустить хоть слово.
Как видно, сумел.
Генерал, прокашлявшись, продолжил:
«Боюсь, что ваши действия не оставляют нам выбора. Всех, кто восстал против Режима – и против патриарха, – следует отделить от благонамеренных граждан. Те, кто выбрал войну, не могут рассчитывать на наше снисхождение. – Выдержав паузу, д’Бонфакон прищурил глаза. – А потому каждый, кто бунтует или мародерствует, будет арестован и немедленно сослан на Бастилию. Сборища, заговоры, поддержка мятежников – в том числе и недонесение о подрывной деятельности – будут сурово караться, начиная с аннулирования всех очков Восхождения. Министерство твердо привержено идее честного труда за честный шанс, так что пусть каждый из вас хорошенько подумает, прежде чем сделать выбор».
Шатин со свистом втянула в себя воздух. Ой, как нехорошо! Просто скверно. Нет, ее лично эти угрозы ничуть не затрагивали. Но она знала свое сословие. И прекрасно понимала, что такое объявление возымеет обратное действие. Оно никого не побудит успокоиться и вернуться к работе, а лишь только сильнее разозлит людей. Им такие угрозы не по душе. И уж совсем неосмотрительно со стороны генерала было пугать народ лишением очков Восхождения.
Сдавленные всхлипы оторвали Шатин от размышлений. Взглянув на «пленку», она уже не увидела там лица генерала. Экран запрашивал, хочет ли она повторить просмотр. Стерев запись, Шатин повернулась к Азели.
Та тихо плакала, уставившись на погасшую «пленку».
Первым побуждением Шатин было уйти своей дорогой, оставив сестру страдать в одиночестве. Пусть ее промытые мозги малость обтекут. Пускай маленько погорюет – авось впредь будет умнее. Но когда она уже готова была нырнуть в следующий коридор, сделав сестрице ручкой, Азель заскулила так жалобно, что Шатин остановилась.
Она со вздохом придвинулась к сестре, нерешительно тронула ее за плечо.
– Азель, – силясь выразить голосом сочувствие, заговорила она. Вышло как-то тускло и неуклюже. – Успокойся, все будет хорошо. Генерал ведь не о тебе говорил.
Азель прерывисто вздохнула:
– Откуда ты знаешь? Может, и обо мне.
– Неужели ты тоже бунтовала и мародерствовала? – Подобное предположение порядком развеселило Шатин.
Азель хлюпнула носом и отвела наконец взгляд от «пленки». Щеки у нее припухли, а глаза покраснели.
– Нет, конечно, но на нашей фабрике были беспорядки. Вчера, после той жуткой казни, кое-кто из работников разбушевался. Они выкрикивали дурные слова о патриархе. И начали громить все вокруг…
– Но ты сама ведь ничего такого не делала? – попыталась остановить ее Шатин. – Стало быть, и беспокоиться не о чем.
Азель покачала головой:
– Ты же слышала, что сказал генерал. Если не донесешь о том, что видишь, отнимут все очки Восхождения. А я видела, что они делают. На моих глазах разбили один станок, а я им ничем не помешала. Значит, я сообщница. – Азель икнула и на целую октаву повысила голос. – Я так долго работала, чтобы набрать побольше очков. Победа была совсем близко, Шатин. Я чувствую!
Шатин очень хотелось высказать сестре все, что она думает об этом самом Восхождении, спустить ее наконец с небес на землю. Ну сколько можно заниматься самообманом?
– Если бы не Восхождение, мне незачем было бы вставать по утрам. Незачем было бы жить. Если я лишусь всех очков, то что у меня останется? – Азель спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.
Нет, говорить правду никак нельзя. Шатин и рада была бы найти слова, которые утешили бы сестру, дав ей хоть немного надежды. Но она восемнадцать лет прожила на этой планете. И знала, что таких слов попросту не существует.
Сердце Шатин пронзила боль. Впервые в жизни она вдруг подумала, что, пожалуй, они с Азелью не такие уж и разные. На самом деле, наоборот, они жутко похожи.
Обе мечтали вырваться из этой жизни.
И обе обманывали себя надеждой, что подобное возможно.
Шатин ласково погладила сестру по руке:
– Тебе, наверное, пора идти, да? Ты же не хочешь опоздать на работу.
Азель словно бы очнулась. Вскинула голову, основанием ладони вытерла мокрые щеки.
В этот миг, заглянув в заплаканные глаза сестры, Шатин почти увидела в них себя. Какой была бы, будь она покорным членом третьего сословия. Законопослушной гражданкой. Ну и разумеется, если бы не выдавала себя за парня.
Внешне они с сестрой всегда были очень похожи: одинаковые серые глаза, маленькие изящные носики, высокие скулы – но вплоть до этой минуты Шатин их сходства почему-то совершенно не замечала.
– А ведь верно, – спохватилась Азель. – Мне и впрямь пора. Спасибо тебе, Шатин.
И, не дав сестре ответить, Азель вдруг обхватила ее за талию и крепко прижала к себе. Шатин окаменела, не зная, как себя вести. Азель оказалась слишком близко. И пробудила в ее душе слишком много темных, мучительных воспоминаний.
Сладкий запах, исходивший от волос Анри… Его крошечное тельце в ее объятиях… И как он тянул к ней свои ручонки…
– Ладно, чего уж там, – проворчала она, похлопывая сестру по спине. – Все будет хорошо. Ну, гм… удачного тебе дня.
Азель наконец отстранилась, но не ушла. Минуту она просто смотрела на Шатин с такой жалостью, что ей стало не по себе. Сестра словно увидела ее насквозь. Заглянула прямо внутрь, в темные глубины души.
Но потом Азель протянула руку, коснулась прядки, выбившейся из узелка на затылке Шатин. Заправив волосы на место, она улыбнулась.
– Мне нравится, что ты такая загадочная, – прошептала она, прежде чем развернуться и скрыться в глубине коридора.
Глядя вслед уходящей сестре, Шатин думала о том, что угодила в ловушку, откуда вряд ли сумеет выбраться. Как неудачно все складывается: предупреждение третьему сословию от генерала д’Бонфакона; шайка «Клошаров», ожидающая своей доли от несуществующей добычи; безуспешные поиски тайной базы «Авангарда».
Шатин нащупала в кармане оторванную руку куклы, принадлежавшей Мадлен.
Обломок того, что было когда-то целым.
Напоминание о жизни, которой у нее не будет никогда.
Во всяком случае, здесь, на Латерре.
И снова Шатин вспомнился тот давний день, когда в Монфер с расспросами о беглом каторжнике явился инспектор Лимьер.
Глубоко вздохнув, она продолжила свой путь по Седьмому трюму, напоминая себе, что другого выхода просто нет. И, не дав себе времени усомниться, свернула в сторону полицейского управления, молясь в душе, чтобы по прошествии стольких лет кто-то еще готов был заплатить за сведения о Жане Легране.
Глава 52
Алуэтт
Рейхенштат.
Отец хочет увезти ее на Рейхенштат. Она едва увидела Латерру, а он уже отправляет ее совсем на другую планету.
Приближалось время обеда, а Алуэтт еще не выходила из своей комнаты. Накануне она пропустила ужин, да и завтрак сегодня тоже пропустила. Ей было не до того. Есть не хотелось.
И не хотелось покидать единственный дом, какой она знала.
Алуэтт проплакала до глубокой
