– Не могу. – Он опять присел на край моей кровати. – Лучше ты расскажи, как вернулась? Все у тебя хорошо на родине?
Я, откинувшись на подушки, стала рассказывать, стараясь говорить бодро и казаться счастливой, но вскоре обиды последних месяцев прорвались: и на непонимающих меня знакомых, и на утомительную назойливость пожилых коллег-свах, и на отвращение, вызываемое фильмами и музыкой. Лаки слушал, отвернувшись от меня и глядя в одну точку на ширме, потом обернулся:
– Ты же что-то смотрела, когда я пришел? Какие-то мультики? Расскажешь?
Я несколько замялась, потому что пересказывать мультфильмы Миядзаки, причем парню, – несколько необычное дело. Но тут щелкнул замок двери, и в нашу комнату (палату? камеру?) зашли трое мужчин в накинутых поверх строгих костюмов белых халатах.
– Аркадий Счастливцев, выйдите!
Ни тебе «здравствуйте», ни «как себя чувствуете». Лаки побледнел и встал, сжав кулаки:
– Не выйду! Вы не имеете права ее допрашивать!
– Мы не собираемся вести допрос, а вот к вам имеем право применить силу. Охрана!
– Погодите. – Я с трудом подняла руку. – Лаки – мой друг, и я требую, чтобы он оставался здесь. Он не будет вмешиваться. Но если вы попробуете применить силу, разговора не будет!
– Хорошо. – Все трое сразу же согласились, отослав двух появившихся «шкафов» в форме, и переглянулись с двусмысленными улыбками. Пусть думают, что хотят.
– Аркадий, вы не имеете права ни словом, ни жестом вмешиваться в разговор! Идите за ширму!
Он, быстро взглянув на меня, скрылся за тканевой перегородкой. Я посмотрела на мужчин, стараясь не показать своей слабости и усталости:
– Слушаю вас.
Следующие полчаса были заняты, если так можно выразиться, коллективным монологом этих мужчин. Они очень много говорили о работе конторы, о моем вкладе в изучение пространственных феноменов и отключение установок, и все в том же духе; рефреном же шло замаскированное под просьбу требование дать им разрешение войти в квартиру и забрать «кейс» для «проведения соответствующих исследований и следственных мероприятий». Я слушала все это, пытаясь своими измученными мозгами понять: как мои заслуги согласуются с этой вот тюремной камерой, и вообще что им нужно? Ведь в прошлый раз они пришли в закрытую квартиру и разрешения не спрашивали. И сейчас наверняка могли бы забрать свой «кейс» без моего ведома. Установить-то его без моего согласия они, понятное дело, не могли, а вот забрать… Если они не останавливаются перед угрозами, то прибор им ой как нужен, а тут вдруг именно моего разрешения спрашивают.
– Я устала. – Я закрыла глаза. – Я думала, вы хотите знать, что произошло, объяснить то, что непонятно мне, а вы только о своем приборе говорите. Вы можете его забрать…
На лицах мужчин промелькнули победные улыбки, один из них уже открывал папку, собираясь вытащить какой-то документ, за ширмой едва слышно скрипнула кровать Лаки. Я продолжила:
– Вы сможете забрать его, когда я встану и смогу вернуться домой. Ваши люди ведь сами настаивали, что прибор я должна отдать лично, из рук в руки, под подпись. Я не хочу нарушать слово.
– Поймите, записанные в нем показания – свидетельство против осуществивших нападение в вашем мире! Против тех, кто пытался уничтожить ваш город! Чем быстрее мы получим эти сведения, тем быстрее закончится следствие и виновные понесут наказание!
Они говорили со мной, как с дурочкой, терпеливо повторяя раз за разом одно и то же. И в общем-то были по-своему правы, учитывая мое состояние. Я не подыгрывала им, просто из-за слабости не могла сконцентрироваться, чтобы понять, что происходит, но чувствовала, что соглашаться нельзя.
– Чем быстрее я окрепну, тем быстрее вы заберете прибор. Простите, у меня нет сил и я очень хочу есть.
– Вы понимаете, что ваши действия мешают следствию?
– Мне плохо, я хочу есть, и сейчас все равно не пойму, что вы от меня хотите. – Я не преувеличивала, мне было невероятно паршиво, голова кружилась, до тошноты хотелось есть, в глазах стоял туман.
– Вызовите врача! – не выдержал Лаки. – И принесите же поесть!
Мужчины, поняв, что ничего не добьются, вышли, а Лаки снова сел на край моей кровати:
– Ты как? Совсем плохо? Вот, хотя бы воды выпей, больше тут ничего нет.
Но это не потребовалось, потому что в палату-камеру зашла сердитая медсестра, деловито бросила: «Уколы, мужчина, выйдите за ширму», вколола мне что-то очень болючее, потом поставила на столик миски с супом-пюре и паровыми котлетами с зеленым горошком.
– Полдник через три часа!
– Ей нужно сладкое! – Лаки говорил возмущенно, но все же с какой-то странной просительной интонацией.
– Это зависит не от меня, а от вас. Полдник через три часа! – повторила медсестра, и вышла, снова заперев дверь.
Лаки что-то тихо пробурчал, потом взял миску:
– Давай помогу.
Взгляд его был растерянным и почему-то виноватым. Я, немного закапав грубую казенную пижаму, съела суп, и потребовала, чтобы он тоже пообедал: со вторым я вполне справлюсь сама, а его порция остынет.
Пища оказалась довольно калорийной, но безвкусной: повар заботился не о тех, кто ее станет есть, а лишь о требованиях стандарта по питательности и безопасности блюд. Да и все остальное вокруг не радовало, взять хотя бы отсутствие окон и раздражающий искусственный свет. Я прикрыла глаза.
– Поспишь? – Лаки спросил очень тихо.
– Нет, глаза от света устали. Ты обещал мне дорассказать сказку.
– Хорошо, повторю для Сплюшек. – Он улыбнулся. – Но тогда уж и ты мне повторишь ту, которую рассказывала в прошлый раз. И про мультфильмы расскажешь. Наверняка хорошие, если ты их в такой ситуации смотрела.
Утро началось с очень неприятного, пронзительного голоса медсестры:
– Уколы! Мужчина, за ширму!
Я постаралась не зашипеть: всем известно, какие болючие витамины группы В, да и АТФ не очень-то приятна. На «пятой точке» вздулись желваки, которые, как я знала, пройдут в лучшем случае через неделю – руки у этой медсестры были отнюдь не легкие.
Потом на стол бросили миски с «резиновой» манной кашей, хорошо еще, посыпанной сахаром и с кусками полурастаявшего масла, и кружки с жиденьким кофейным напитком. Когда медсестра удалилась, всем своим видом показывая, насколько недостойны ее внимания такие пациенты, Лаки выглянул из-за ширмы и, встревожившись, подсел ко мне:
– Ты совсем белая.
– Все нормально. Надо поесть.
Он, как и вчера, помог мне с едой, потом донес до санузла, умывшись уже после меня.
Мы только успели привести себя в порядок, как замок снова щелкнул. На пороге стоял давешний «шкаф» в форме то ли милиционера, то ли охранника:
– Аркадий Счастливцев, на допрос!
Лаки встал и, выходя, успел бросить мне:
– Ты держись!
Его совет был своевременным: в палату уже заходили трое мужчин, но не тех, вчерашних. По-хозяйски сдвинув ширму и устроившись на неубранной постели Лаки, они представились – два следователя и мой адвокат. Последний молчал и ни во что не вмешивался, а вот следователи сразу же приступили к работе, сообщив,
