Я все-таки добрался, дошел, выдержал. Брошенный и обреченный на гибель, чудом спасшийся в ту роковую ночь, когда входные двери комнаты трещали, в окна второго этажа, словно тараканы, лезли бешеные берсерки. Юрков, я и еще кое-кто бились из последних сил, а Докучаев решился взорвать связку гранат, прижав к стене мычащего от ужаса Бакунина. Шаг отчаянный, но результативный. Гранаты, судя по всему, оказались мощными. Взрыв буквально смел всех, кто был в это время в комнате. Мне повезло чуть больше остальных. За пару секунд до взрыва я вместе с очередным германцем вывалился из окна, напоследок в падении успев всадить врагу нож в горло – пальцы так и не разжали рукоятки.
Не знаю, сколько я пробыл в беспамятстве, но очнулся в кровати перебинтованный, как Волк из «Ну, погоди!», и скрежетавший зубами от нестерпимой боли. Вот только в «палату» вошел отнюдь не Заяц с авоськой, наполненной апельсинами, а крепкая старушка с худенькой девушкой, несущей чистые бинты. Мои спасители пани Ядвига и ее внучка Зося – полячки, живут в Найсее уже лет десять, но русскую речь не забыли. От них я более-менее и узнал, что произошло уже после моего «ночного полета». Нужно сказать, что лесная двухэтажка действительно оказалась охотничьим домиком мэра городка, а бабушка с внучкой, работающие у мэра в качестве прислуги, должны были в этом доме прибраться по случаю приезда к хозяину какого-то высокопоставленного гостя из Берлина. Короче, намечалась у начальства увеселительная охота, а тут очень некстати огромный самолет в небе пролетел, в лагере восстание вспыхнуло, в городе случилась суматоха… На улицу выйти вместе с остальными горожанами бабушка с внучкой решились только на следующий день. Но приказ мэра никто не отменял. Доехав до домика на велосипеде, Зося обнаружила лишь обугленный остов. После взрыва дом вспыхнул и выгорел дотла вместе со всем, что было внутри. И опять на моем пути встала непреодолимая неизвестность, будь она проклята! Как? Ну как я, израненный, оглушенный взрывом и падением, с переломанными ногами, уцелел в бушующем пламени, в итоге оказавшись в добрых двадцати метрах от дома, где меня и нашла Зося? Я не понимаю, и это непонимание сводило с ума, как и издевательства судьбы-злодейки! Отняла она друзей, отплатив взамен совершенно фантастическим везением. Но что я мог тогда поделать? Я, похожий на ослепшего щенка, изо всех сил цепляющегося за жизнь. Меня не спрашивали, меня тащили прочь от смерти…
А дальше были недели долгого выздоровления, всевозможных разговоров и столь же неожиданная помощь в намерении перейти границу. Какая судьба ждала моих спасителей, прятавших русского паренька у себя в подвале? За укрывательство им грозила тюрьма или что-то похуже, а искать «русских шпионов» начали практически сразу, но не нашли.
В это время феноменально живучий организм Власова вновь творил чудеса. Кости на ногах срослись быстро, раны зажили, и для меня началась дорога домой. И могла она закончиться довольно плохо, если бы не новый подарок от доброй бабушки и ее внучки. Среди знакомых у них оказался на редкость сообразительный железнодорожник-машинист Карол Вальд. Чех. Прекрасно говорил по-немецки и мастерски управлялся с паровозом, несмотря на парализованную ревматизмом руку. Где же ты теперь, Карол? Наверное, сидишь сейчас перед разъяренным следователем-немцем, который дико кричит: «Говори правду, чешская свинья!» Пытается выудить у арестованного, куда делся парень с изуродованной ожогом левой щекой, на поверку оказавшийся русским четырнадцатилетним добровольцем Мишкой Власовым. Все так. Внешне я действительно сейчас напоминаю Харви-Двуликого, с той лишь разницей, что за мной не гонится Бэтмен в придачу с Робином, а гонятся лишь призраки былого и грядущего. Первых я хорошо изучил, вторые пока что неясны…
– Прочитал? – Голос Садовского заставил меня оторваться от строк.
– Да… Но лучше еще раз расскажи сам, что именно произошло. У меня голова плохо работает. Не могу сложить пазл правильно.
– Ну слушай, счастливец…
Садовский говорил минут пятнадцать. Много для объяснения и ничтожно мало для понимания. А времени у меня, как и у всех, катастрофически не хватает. Как будто едешь на авто в гололед по шоссе, а управляемый занос вдруг резко становится неуправляемым. Что впереди? Кювет, авария, гибель? Или все же спасение, достигнутое профессионализмом водителя? Будущее покажет, а вот настоящее сделалось слишком непредсказуемым. Удержать бы руль мне и остальным, не сорваться с маршрута в пропасть.
* * *Не любил математику в школе, но нынешнее положение вещей сильно напоминает жуткую по своей сложности задачу. Условие: к существующему коллективу проекта «Форточка» в количестве н-цать человек прибавилось три вируса-квартируса. Впоследствии вместе с двумя вирусами-квартирусами были исключены н-цать «форточников» и еще н-цать различных человек. Вопрос: что за третья сила произвела вычет?
Нет у меня пока решения, хотя теперь я и знаю некоторые его алгоритмы. Начать следует с таинственной гибели Бакунина. Не Кирилла, нет. Алексея. Студента нашли мертвым в одиночке – кто-то проткнул ему сердце, и отнюдь не ножом или штыком, а, судя по оценке специалистов, боевой шпагой. Еще деталь: на груди убитого шпагой была вырезана надпись на немецком «1917. Man darf nicht die Zeit tauschen»[86]. Как убийца (немец?) проник в камеру, обойдя охрану и прочие препятствия, остается неясным до сих пор. Только если материализовался в воздухе – других вариантов нет.
Со смертью Бакунина-первого начался тот самый неуправляемый занос, о котором я думал прямо сейчас. И Садовский настойчиво утверждает, что, согласно проверенным и стократно перепроверенным расчетам ученых «Форточки», БОЛЬШЕ В НЫНЕШНЕМ МИРЕ ИНОВРЕМЯН, КРОМЕ КАК УЖЕ ВЫЯВЛЕННЫХ, НЕТ И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ. Но факты говорят об обратном. Неизвестный убийца (или все же убийцы?) не остановился на достигнутом и устроил настоящую охоту на знаменитостей.
«Черная декада» – так окрестили газетчики эти десять дней, буквально перевернувшие все вверх дном. Один за другим за каких-то двое суток от карающей шпаги погибли министры Маклаков, Щегловитов, Сухомлинов, а после настала пора испытаний для всей монархической России. Во время своей очередной поездки на фронт царь посетил недавно взятый Перемышль. Побывал в церкви, а затем поехал в дом бывшего коменданта крепости генерала Кусманека, чтобы отдохнуть в специально приготовленной комнате. Там его и нашли мертвым со следами все той же шпажной экзекуции.
Дальше – больше. Весть о трагической гибели императора всколыхнула всю страну. Свое слово немедленно сказали октябристы в «Голосе Москвы»[87], напечатав статью «Немцы бьют в самое сердце». А тут еще на Охтинском заводе
