Одно ей было ясно: с Величаной надо что-то решать.
И не только с ней.
* * *Магистр Роман уже дважды присылал к княгине с просьбой о приеме. Время идет, и если посольство не отправится восвояси в ближайшее время, то окажется вынуждено проводить зиму в Болгарском царстве – зимние бури перекроют путь по морю до Царьграда. Эльга знала, что он прав: она сама зимовала в предместье Святого Мамы из-за того, что все лето прождала встречи с Константином и их переговоры только начались в те дни, когда уже пора было отправляться домой. Но, как и ей в ту осень, грекам не с чем было ехать назад. Дать позволение греческим торговым гостям самим ездить на русские торги Эльга не могла: это лишило бы княжескую семью немалой части доходов. Она стала духовной дочерью Константина, но отказывалась признать, что теперь сама Русь – дочь Романии, а значит, не имеет права мириться и ссориться с соседями без позволения цесарей. Особенно это касалось хазар: цесари желали видеть в русах свое послушное орудие, которым можно грозить каганату, но такое, что не станет своевольничать и не обратится в союзе с хазарами против христиан, как это было при достопамятном Хельги Красном.
А самое главное: магистр Роман так и не добился от княгини согласия отпустить три тысячи воинов, так нужных царским военачальникам на Крите и островах Средиземного моря.
Когда Эльга наконец приняла греков, Роман уже не улыбался: при всем своем самообладании он начинал терять терпение от каменного упрямства бессовестных варваров.
– Ради памяти твоего мужа, архонта Ингера, ты должна выполнить хотя бы то, что еще он обещал Роману василевсу пятнадцать лет назад! – внушал он Эльге.
– Моему мужу Роман Старший преподнес такие дары, что у дружины три дня ушло на подсчет сокровищ! Понятно, что он был полон дружбы к ромеям. Но теперь Русью правит мой сын, а василевсы Константин и Роман не очень-то старались приобрести его дружбу, когда я была в Царьграде, – напомнила она. – Тебе известно, какие дары получили люди моего сына? По пять милиарисиев – меньше, чем мои служанки! Сам можешь догадаться, что сказал мой сын, когда узнал об этом: если василевсы больше ценят рабынь, то пусть рабыни и воюют за них с сарацинами!
– Но цесари были раздосадованы вашим немыслимым требованием насчет брака Сфендослава и багрянородной царевны…
– Куда умнее было бы утешить его хорошими дарами, а не злить еще сильнее. У нас говорят, что посеешь, то и пожнешь. Вы же не сеете ничего, кроме вашей надменности. Чего мы, русы, получили от Константина и Романа? Золотую чашу и кучку милиарисиев – и то я отдала ее в Великую Церковь, дабы сам Бог видел, как щедр цесарь к своей духовной дочери!
– Константин август дал тебе величайшее благо в мире – спасение души! Законное место в семье христианских правителей. А сколько ты получила шелковых одежд! Ты не скажешь, что Константин и Елена были скупы на дары! – Магистр кивнул на затканное алыми птицами голубое платье Эльги.
– Мне мало спасения одной моей души. Я просила прислать мне епископа – но вы его не привезли. Теперь я прошу архиепископа, ибо в подчинении у него будет несколько стольных городов. Но пока он не прибыл, пока не создана церковь в Киеве и Плеснеске, я опасаюсь войны и не могу дать Константину столько воинов, сколько он просит.
– Такова-то твоя дочерняя почтительность к твоему духовному отцу! – Роман уже не мог сдержать досады, и его карие глаза сверкали гневом. – Он поднял вас, варваров, до себя, сделал равными христианским государям, угощал за своим собственным столом… Даже этот престол, на котором ты сидишь, из дворца Михаила Третьего, свидетельствует перед Богом о его щедрости!
– Ну а если он сделал нас равными, – Эльга оперлась на подлокотники и слегка наклонилась к послу, – то пусть Константин и сын его Роман приезжают сами ко мне и постоят у меня при Почайне те же три месяца, что я стояла у Святого Мамы! И если Константин и Роман так упорно не желают дать мне хоть что-нибудь для устроения церкви на Руси, я найду себе епископа в ином месте. Прощай, магистр. Припасы и снаряжение на дорогу вам выдадут, и не медли: грядут зимние бури!
Эльга сама была немало раздосадована. Греки обвиняли ее в упрямстве, в то время как сами с не меньшим упрямством отказывались дать руси хоть что-нибудь, кроме благих пожеланий спасения души. Что-то сверх того, что было завоевано мечами Олега Вещего, Ингвара и Мистины в то время, пока о духовном родстве еще не было речи.
О поисках епископа в другом месте Эльга упомянула не просто так. Уже дважды в Киев приезжали торговые гости и послы от их союзника – Рагнвальда, нового князя западных кривичей. В то самое лето, когда Святослав привез жену Прияну, Рагнвальд захватил Полоцк и теперь правил там, взяв в жены дочь последнего кривского князя. Святослав тогда поклялся, что больше ни один заморский вождь не проникнет в земли близ его владений, но с Рагнвальдом пришлось примириться.
Минувшей зимой в Киеве был от него важный человек – готландец по имени Бергрен. Он был уже далеко не молод – пожалуй, ему заканчивался шестой десяток, но он был еще весьма крепок, с широкой грудью и сильными плечами. На пиру зашла речь о стрельбе, и он, когда все вышли на стрельбище за княжьим двором, показал искусство, завидное и для молодых. Держался он с достоинством, но дружелюбно, и очень понравился Эльге. Бергрен много лет вел обширную торговлю, на Руси покупал меха и имел связи, благодаря которым не раз привозил те самые «корляги». С Рагнвальдом он водил знакомство еще в Хейтабе, до того как тот перебрался в Полоцк, и за какие-то услуги даже пользовался правом торговать без пошлин.
Но куда больше, чем искусство стрельбы, Эльгу увлек разговор о построении церквей.
– Уж лет десять как Отто кейсар устроил пять новых епархий, – рассказывал Бергрен. – Две из них расположены на землях вендов, подвластных Отто, в Хафельберге и Бранденбурге, и три епископа поставлены во владениях конунга данов: Лиафдага в Рибе, Хареда в Хейтабу, а Регинбронда в Орхус. Но, говорят, эти мужи были не очень-то достославны, кроме разве Лиафдага, который был знаменит чудесами и проповедовал в земле свеев и на Северном Пути. Их всех поставил Адальдаг, архиепископ Гамбурга и Бремена, и папа Агапит Второй даровал ему право рукополагать новых епископов.
– И стало быть, он создал три новые епархии для датчан?
– Именно так.
– И если Адальдаг имеет право ставить новых епископов…
– Я думаю, их у
