— Идем, — охотно согласился ведьмак. — Мне тоже надо кое-чего присмотреть.
— А еще тебе надо к цирюльнику, — улыбнулась Эрика, намекая на изрядно отросшую бороду ведьмака. — Да и мне, пожалуй, тоже.
И она растрепала рукой непослушные, торчащие во все стороны пепельно-русые волосы.
Ведьмак, кажется, начинал понимать, что же нашел в этой девице самый опасный разбойник долины Понтара.
***
На торгах повезло больше. В лавке, где душно пахло ирисом, старичок-ювелир оценил предложенные каменья и дал за них весьма выгодную цену — больше, чем купцы из Белого Сада, но, по подсчетам Эрики, в десять раз меньше их реальной стоимости. Однако вертеть носом было не время. Получив увесистый мешочек новиградских крон, девушка поспешила покинуть лавку, а с ней и Оксенфурт.
Нет, городок был прекрасен и восхитителен, но с закрытием университета волею все того же свихнувшегося Радовида Реданского, он утратил большую часть своего очарования. Больше не бродили по тенистым аллеям студенточки с ворохом свитков и стопками книг; не хохотали заливисто у фонтанов юные медички, а престарелые профессора не бубнили себе под нос наброски для лекций, сидя под ветвистыми платанами. И пусть черепичные крыши Оксенфурта все так же алели в закатном зареве, узкие домики радовали глаз белоснежными фасадами, а над ухоженными клумбами порхали яркие бабочки, Эрика и Геральт решили убраться из города до наступления темноты.
Девушка купила толстое кольцо копченой колбасы, такой ароматной, что текли слюнки. Половину отдала ведьмаку, а вторую принялась жевать прямо по дороге. без хлеба, только иногда запивая водой из фляги. Ард тоже пускал слюни, но не фигурально выражаясь, а самым настоящим образом — они свисали с уголков его губ как белые шнурки. Пришлось делиться.
Ночевали в реданском лагере, чуть поодаль от палаток с белым орлом на красном фоне. Ведьмак знаком разжег огонь, расстелил стеганый спальник, после чего обнес все кусты в округе, насобирав лепестков, листиков и кореньев.
— Это для эликсиров, — пояснил он спутнице, пряча добычу в тряпичный мешочек. — Собачья петрушка и соцветия хана.
— Я уж догадалась, — усмехнулась та, — что не в суп. А ваши ведьмачьи зелья только ведьмакам пить можно?
— Пить можно всем, но это смертельно опасно. Для людей дело часто заканчивается слабоумием.
— А для нелюдей?
— Однажды я пытался спасти раненого эльфа на тюремной барке, но тогда мне помогала Трисс, — ведьмак поворошил костерок длинной палкой. — Насколько мне известно, он выжил, и даже встал с постели через пару месяцев. Его звали Киаран аэп Эасниллен. Он был другом Йорвета.
— Вот как, — Эрика заломила бровь, и хотела было расспросить ведьмака подробнее, но ей помешали.
— Эй, ты! — раздалось из кустов, и на поляну вылез капитан реданской стражи, закованный в обшарпанный железный доспех. — Ты ведьмак?
— Ну, я, — не стал отпираться Геральт, и подбросил хворосту в огонь. — Какие-то неприятности?
— Неприятности? — хмыкнул реданец. — Да мы, сука, в самой черной жопе, вот такие у нас неприятности! Сидит какая-то кудлатая хуйня в лесу и нападает на каждый гребанный транспорт, который едет по большаку. У нас уже болты кончаются, стрелы, провиант. Нехорошо. Послал пару людей, чтоб глянули, что там и как… А они не вернулись.
— И поэтому вы решили нанять ведьмака, — догадался Геральт.
— Дело такое, — кивнул стражник и протянул руки — погреть над костром, ночь выдалась прохладной. — Принесешь мне башку этой манды — получишь золото. Ну так как, по рукам?
— Посмотрим, что можно сделать, — ведьмак пожал плечами, и реданец, прокашлявшись, отправился на свой пост.
— Возьмешься? — Эрика улеглась на спальник, подложив руку под голову.
— Если занесет в те края, возьмусь, — Геральт потер колено и скривился. — Дождь будет.
— Что, тоже кости ломит?
— Угу.
***
Во Вроницах со дня их отъезда ничего не изменилось. Правда, сразу за воротами к ведьмаку подошел кмет, и попросил убить некое страховидло по прозванию клекотун. Кто такой клекотун, Эрика не знала, и узнавать не собиралась, поэтому с разрешения ведьмака поехала сразу к барону.
— Эй, постой, — окликнул ее Сержант. — Есть минутка?
— Минутка есть, — протянула Эрика, глядя в некрасивое, но на первый взгляд беззлобное лицо вояки.
— Ты часом не знаешь, что ведьмак с бароном делали в ту ночь, когда он велел всем по домам закрыться?
— Проклятие пьянства снимали, — буркнула девушка, не желая впутывать Сержанта в дела семейные. — Кстати, где барон?
— Все время сидит в саду.
— Пьяный?
— Нет. Ничего не ест, ничего не пьет. Просто сидит там.
Эрика миновала декоративные деревянные решетки, оплетенные то ли хмелем, то ли иным ползучим растением. Сиреневые мальвы, вымахавшие выше человеческого роста, благоухали душным цветочным ароматом.
— Видишь мальвы? — барон заметил Эрику только тогда, когда она подошла вплотную. — Вот эти, голубые? Я их привез из Назаира. Анна вычитала о них в каком-то рассказе, и захотела, чтобы у нее непременно были такие же. Часами за ними ухаживала. Такая она была счастливая! А вон те, смотри, такие лохматые. В Зеррикании их называют райские бутоны, но Тамара говорила «райские драконы». Она очень их любила. Так и не узнаю, какие цветы нравились бы моей второй дочке… Надо было увезти их из этого чертового Велена! Все из-за этой сраной дыры! Здесь ничего не могло сложиться по-хорошему…
— У меня есть вести о твоей семье, — осторожно начала девушка.
Барон поднял на нее глаза — полные надежды, и тут же вскочил на ноги.
— Пойдем внутрь. Холодно тут.
Погода и вправду портилась — на небо набежали сизые тучи, с болот потянуло гнилью и сыростью. Эрика проследовала за Стенгером в его кабинет.
— Твоя дочь в Оксенфурте, — девушка решила не медлить, и как только дверь за ней закрылась, начала свой рассказ.
— Что?! С ней все в порядке? Она здорова? Там безопасно?! Почему ведьмак ее не привез?
— Она передала, что с ней все в порядке… и что она не вернется.
— Как это — не вернется? — барон схватился за голову. — Но… я тут все для нее приготовил. Послал за новыми туфлями в Туссент. А она не вернется? Если бы только она вернулась… если бы они обе вернулись…
Барон грузно опустился на свой резной стул, не отнимая ладони ото лба.
— Зови ведьмака. Я расскажу ему о Цири, как и обещал, — вдруг твердо сказал
