Странно, но по ночам я спала как убитая, и даже днем мне приходилось заставлять себя работать по дому, а не дремать на лавке в кухне.
На похоронах Эльзбет я, рыдая, упала у могилы. Меня трясло от гнева – почему Господь был так жесток и меньше чем за год лишил меня матери, затем малышки Доры, а теперь и моей подруги? Я отказалась от предложения Мартина молиться с ним каждый день в монастырской церкви и вместо этого каждое утро плелась в церковь Святого Георга, где в тишине молилась перед иконой Мадонны с Иисусом. Только потом возвращалась домой и приступала к готовке. Постепенно я стала спокойнее и все чаще думала о том, что Господь уготовил малышке Доре и Эльзбет особую судьбу; а может быть, забрал их к себе, чтобы уберечь от Рупрехта. Но я все еще так сильно тосковала по подруге, что иногда у меня болело в груди, а винного рынка я с тех пор боялась, как черт – святой воды.
Ну что ж, пусть хотя бы папа порадуется, выбирая мне обновки – после смерти Эльзбет он носился со мной, как курица с яйцом. Новые туфли я уже получила – из телячьей кожи, с пряжками и столь любимыми в последнее время среди всех горожан загнутыми вверх носками. Должно быть, они обошлись отцу в целое состояние.
– Я подумал, зеленый моей доченьке очень пойдет, – говорил отец мастеру Захеру, пока жена портного снимала с меня мерку. – Под цвет ее зеленых глаз.
– Безусловно, мастер Миттнахт. К тому же зеленый – цвет весны, возрождения и предстоящей Пасхи. Как только мы запишем мерки, я покажу вам мои ткани, а если захотите подобрать что-то другое – у нас есть еще на складе в гильдии. Юбку будем шить из миланского бархата или из парчи?
– Ты как думаешь, Сюзанна? – спросил у меня папа.
Раздевшись до сорочки и подняв руки, я стояла перед женой портного, пока та снимала мерку, пытаясь определить, какая длина рукава нужна.
– Мне все равно, – пробормотала я.
– Тогда бархат, – решил папа.
– Очень хорошо. – Захер кивнул. – А рукава и край подола мы могли бы обшить золоченой тесьмой или бубенчиками…
– Нет, никаких бубенчиков! – вдруг воскликнула я громче, чем намеревалась.
Мне казалось ужасным, что в последнее время у приличных дам вошло в моду ходить по улицам города под звон колокольчиков на их платьях, будто они шуты какие-то.
– Тогда тесьмой, раз вам так больше нравится. А нижнюю юбку сделаем из темного шелка, она будет чудесно смотреться в боковых разрезах. Вы согласны, девица Сюзанна?
Я молча кивнула, и он что-то записал на грифельной доске, лежавшей перед ним на столе.
– Рукава будем делать съемными, на пуговицах, узенькими, как сейчас носят? – продолжил он, обращаясь к отцу. – Я мог бы сделать две разных пары, одну темно-зеленую, а вторую, например, темно-синюю. Впрочем, дополнительная пара рукавов обойдется дороже.
– Нет-нет, ничего. Съемные рукава – лучше всего.
– Быть может, вы, мужчины, обсудите цены потом? – вмешалась жена портного, стоя с измерительной лентой в руках. Огромная, тучная, она была выше мужа на целую голову.
– Ты права, супруга моя. Скажи мне размеры, чтобы я мог их записать.
После того как она сняла с меня мерки во всех возможных местах и сообщила их мужу в локтях, женщина тихо шепнула мне:
– Тебе бы немного жирка на ребрах набрать, девочка моя. Мужчины худосочных не любят. – Затем она повернулась к мужчинам. – Я бы рекомендовала корсаж, он растягивается.
Оба кивнули. Поскольку меня никто не спросил, я промолчала, надевая свое синее, уже немного поношенное зимнее платье. При других обстоятельствах я была бы рада возможности осмотреть ткани мастера-портного одну за другой, но сейчас мне просто хотелось пойти домой, где ждали домашние дела и можно было остаться в одиночестве.
– Вы сможете пошить платье к Пасхе? – спросил отец.
– Конечно, мастер Миттнахт, конечно. Теперь давайте пропустим по кружке мартовского пива, а потом посмотрим ткани для платья и нижней юбки.
В тот же день после полудня к нам неожиданно пришел Мартин. И не один, а в сопровождении приора. После возвращения брата Генриха я встречала его всего один раз, на гончарном рынке, где хотела купить глиняную миску. Тогда настоятель мельком кивнул мне и торопливо пошел дальше.
Мы как раз закончили обедать, когда на лестнице раздались шаги, и я уже поставила греться воду для мытья посуды, а Грегор ложкой подчищал последние крохи в горшке. Когда дверь открылась и в кухню вошли Мартин с приором, на лице моего брата явственно проступило недовольство. Грегор считал большинство монахов бездельниками, жившими за счет простого народа, и когда его собственный брат принял постриг, он долго не мог смириться с этим.
Зато мой отец очень обрадовался.
– Да хранит вас Господь, брат Генрих. Как хорошо, что вы нашли время заглянуть к нам!
– И вас да хранит Господь, всех вас. Мы не помешали вам обедать? – Приор чуть натянуто улыбнулся.
– Ни в коем случае, мы уже завершили трапезу. Сегодня мы сели обедать чуть позже обычного, поскольку задержались у мастера-портного Захера, заказывали новое платье для Сюзанны.
«Как будто брата Генриха это интересует», – подумала я. Но, к моему изумлению, монах повернулся ко мне.
– Полагаю, тебе захотелось принарядиться для своего будущего жениха?
– Время покажет, жених ли он, – тихо ответила я, неприязненно покосившись на Мартина. Зачем он треплет языком перед приором?
– Что ж, Сюзанна, я уверен, твой отец все хорошо обдумал. – Брат Генрих серьезно взглянул на меня. – Собственно, я хотел сказать тебе о другом. Прими мои искренние соболезнования по поводу безвременной кончины твоей подруги. Да смилостивится Господь над ее душою.
Он перекрестился, и мы все последовали его примеру. Я же задумалась, для этого ли сюда пришел отец-настоятель. Впрочем, я сразу же получила ответ на этот вопрос.
– Дорогой мастер Миттнахт, не хочу вас задерживать. Хотел лишь сказать вам, как я рад, что вам удалось пережить ужасный мор, волею Божьей охвативший наш город. Как я вижу, вы уже полностью поправились.
Отец, просияв, кивнул.
– Мне не на что жаловаться. Благодаря заботе моей дорогой Сюзанны и милости Божьей я снова здоров. Слишком многих забрала смерть, но, к счастью, мор уже прекратился. Вы не останетесь на кувшин вина? У меня припасен бочонок с превосходным мускатным.
– Не откажусь.
– Чудесно. – Отец взял приора под руку. – Пойдемте, брат Генрих, сядем в столовой, там уютнее. Грегор, ты не принесешь нам большой кувшин вина из подвала? А ты, Сюзанна, выставь на стол бокалы и немного белого хлеба.
С этими словами отец вышел из кухни, ведя приора, а Мартин поплелся за ними.
– Повезло же нашему другу-церковнику, что нам опять есть
