Вернувшись в Селесту, Генрих воплотил свой план, чтобы отомстить Сюзанне за унижение. Он ударит ее по самому больному месту – от одной только мысли об этом приору становилось спокойнее на душе. По крайней мере, в последние шесть недель ему удавалось полностью посвятить себя написанию «Молота ведьм».
А потом его вновь потянуло в Страсбург. Под предлогом предстоящего расследования в Селесте – не был ли вызван недавний град чарами непогоды? – Крамер нанес визит епископу и попросил того воспользоваться своим влиянием на городские власти. Он на самом деле давно уже собирался заняться этим, и сейчас время показалось ему подходящим.
Для поездки в Страсбург он приобрел светскую дорожную одежду, из тех, что обычно носила городская знать, и посох, как у старика. После похода в резиденцию епископа Крамер намеревался пожить в городе инкогнито. Он на пару дней снял комнату в порту и начал следить за тем, что же происходит в доме Зайденштикера. И его ревностные усилия увенчались успехом – подозрения подтвердились! Уже на третий день его пребывания в Страсбурге Крамеру удалось застигнуть Сюзанну с молодым чужеземцем, этим парнем, работавшим у купца. Ах, сколь влюбленной казалась эта парочка, гулявшая по берегу Рейна! Опыт инквизитора подсказывал Генриху: этот смазливый наглец был любовником Сюзанны! Любовником из плоти и крови? Время покажет…
При виде этих двоих монах впал в ярость – и демон погнал его в ближайший бордель. Как же Крамер ненавидел Сюзанну уже только за это!
Как бы ему хотелось увидеть ужас на ее лице, когда она получит весть из Селесты! А ведь все это только начало, маховик уже закрутился… Крамер не просто хотел больно ранить Сюзанну, он собирался ее уничтожить. Но для этого ему предстояло подготовить почву в Селесте.
Глава 51
Страсбург, начало июля 1486 года
Словно обжегшись, Симон выронил из рук письмо, привезенное конным гонцом из Селесты. Его лицо побелело как мел.
– Что-то случилось с моим отцом? – испуганно выдавила я.
– Нет, не с отцом. Мужайся, Сюзанна. – Он перевел взгляд на Орландо, потом снова посмотрел на меня. – Быть может, тебе стоит остаться со мной наедине, когда ты прочтешь это.
Я покачала головой.
– Орландо – член нашей семьи. Пусть останется.
– Хорошо.
Он протянул мне бумагу, на которой я разобрала чуть кривоватый почерк моего отца. Руки у меня сильно дрожали, я словно обессилела.
– Пожалуйста, Симон, прочитай вслух.
Его голос звучал хрипло:
«Любимая моя доченька!
Случилось страшное. Наш сосед Клеви и мастер-врачеватель Буркхард дали показания в суде под присягой и заявили, что твоя мама покончила с собой. Клеви поклялся на Священном Писании, что сам видел, как она выпрыгнула из окна со словами: «Отступись от меня, Вельзевул!». Буркхард же сообщил, что твоя мама не раз говорила ему, мол, она больше не может бороться с демонами в своей душе. Ох, Сюзанна… Как нелегко мне писать тебе такое, но сегодня ее бренные останки выкопали из могилы и сожгли в могильнике за городскими воротами, недалеко от дома прокаженных[159]. Теперь в городе только о том и говорят, что на Маргарите два смертных греха – самоубийство и ведовство.
Я уже стар, и потому мне легче сносить позор, павший на нашу семью, но вам, молодым, придется совсем худо. Многие уже отказываются покупать что-либо в нашей лавке, а Мария не решается выходить из дома. Быть может, последствия случившегося скажутся и на моем любимом зяте, Симоне, когда эта весть дойдет до Страсбурга. И все же я молюсь Господу, чтобы твой супруг поддержал тебя и даровал тебе утешение.
И еще кое-что хочу сообщить тебе, доченька. Как бы ни умерла твоя мама – ведьмой она никогда не была! И Господь в безмерной благодати Своей простит ее за все, что бы она ни совершила. В этом я уверен.
Люблю тебя.
Твой безутешный ныне отец».Я вцепилась пальцами в край стола, в ушах у меня зашумело, воздух словно сгустился вокруг меня. Как в тумане я видела, что Симон, оцепенев, сидит напротив, а Орландо уже подхватывается из-за стола. Я повалилась набок – и очутилась в его объятиях.
– Очнись, Сюзанна! – Орландо похлопал меня по щекам.
Когда я открыла глаза, то увидела его милое встревоженное лицо, склонившееся надо мной.
Если бы все это оказалось кошмарным сном, подумалось мне, и сейчас меня разбудил крик петуха… Но письмо, уже свернутое, все еще лежало на столе рядом с бокалом Симона.
– Все в порядке, – прошептала я, высвобождаясь из объятий Орландо.
Симон тем временем налил мне вина и поднес бокал к моим губам.
– Сделай глоток. Ты так побледнела…
Я осушила бокал, а затем сжала руку Симона. Мы молча смотрели друг на друга.
– Я не понимаю… – наконец пробормотал мой муж. – Твой отец сказал, что произошел несчастный случай, твоя мама выпала из окна, когда ходила во сне. Он солгал мне?
– Никто тебе не лгал, – все еще шепотом ответила я. Мой разум снова заработал в полную силу. – Брат Генрих… этот приор из монастыря в Селесте… это его рук дело.
– Этот жалкий церковник? Полно тебе, Сюзанна!
«Я могу молчать. – Его зловещий голос эхом раскатился в моей голове. – Но тебе придется потрудиться для этого. Прими постриг в монастыре Сюло».
– Ты же сам его видел, – с трудом выдавила я. – Он хотел навредить этим мне, мне одной! Он угрожал мне этим…
– Но почему? Как этот мерзавец с тобой связан? Почему он просто не оставит тебя в покое?
– Не знаю! – крикнула я.
И только когда вопль разнесся по комнате, из моих глаз хлынули слезы.
Остаток дня я провела в спальне. Марге сказали, что мне нездоровится и потому мне нужен покой, и служанка, оставив кувшин колодезной воды у кровати, удалилась. Пребывая в каком-то сумеречном состоянии, я смотрела в потолок. Одно-единственное слово билось в моей голове, истязало, мучило меня, не отступало: «Почему?».
Брат Генрих был отвратителен мне как человек – и особенно как мужчина. Но как это связано с его действиями? Почему он так настроен против меня? Почему хочет разрушить мою семью и брак? Что я такого сделала ему?
В доме царила непривычная тишина, лишь иногда нарушаемая женскими голосами и мужским шепотом. Когда за окном сгустились сумерки, все мои мысли улетучились, сменившись страхом. Я боялась, что мой
