Сопротивляться бессмысленно, да и не хочется вовсе. Задыхаюсь Йорветом, захлебываюсь, как в омут с головой ныряю. Бедрами обхватила его почти полностью, шаркаясь о рейтузы, как девочка маленькая, похотливая школьница. Рваные стоны сами собой срываются с губ, когда он сосок сжимает чуть больно, но больше остро, как будто бы ток заставляет пройти по клеткам. И не выгнуться не могу, подаюсь навстречу, а мысленно уже ненавижу командира, за то, что так долго тянет.
От злости, вдруг резко, сама не ожидая такого, тяну его рукой за бандану вверх. От неожиданности скояʼтаэль закидывает голову, а я, с перебитым дыханием, прижимаюсь к его губам, почти плача, с шумом и полу-стонами целуя размашисто, словно кляксу оставляя.
Йорвет все понял. Прижав меня одной рукой к себе и не давая отстраниться, эльф потянулся к трусикам и пальцем, с нажимом, грубо провел по чувственному месту, обжигая даже сквозь плотную ткань. Я застонала в зубы, и подалась бедрами вперед, а эльф, отодвинув ненужную ширму, уже оглаживал складки, размазывая влагу, грубо задевая клитор и резко вошел в лоно двумя пальцами. Я зарычала, когда тесные стенки сжались вокруг, когда он быстро задвигал ими внутри, расширяя при выходе, сгибая и нажимая точку отключения разума. Скояʼтаэль целовал грубо, жадно, слишком дико и хоть губы у него и казались сухими, царапали мои осколками трещин. А я от нахлынувших ощущений, забыла обо всём вокруг, полностью отдаваясь, цепляясь, кусаясь. Пусть я не знаю, что ждет нас дальше, действительно, скучала по нему и хотела всегда только его одного, и прикосновения, чёрт возьми, не позволяли мне теперь задуматься о том, что в мире вообще есть кто-то еще, третий, пятый, пятый, десятый, эльфы, люди, нильфгаардцы… Его язык вытворял сумасшедшие вещи, пальцы двигались то слишком резко, то слишком медленно, словно мучая меня, а я только могла стонать и рычать, в урывках между короткими паузами, когда обоим вот совсем уже воздуха не хватало.
Первое проникновение стало вспышкой: яркой, поглощающей. Казалось, что я давно уже ничего не чувствовала такого — заполненности, жара, движения, как будто последний раз был десятилетия назад, а может и вовсе никогда не было. Я все еще лежала, обхватив ногами его бедра, а он двигался, стремительно, жестко, насаживая меня, вертел мной, заставляя тело по своему желанию отзываться, подаваться вперед сильнее. Йорвет оторвался от моих губ, прерывисто дыша, задыхаясь не меньше моего. Прижавшись своим лбом к моему, глядя мне прямо в глаза, эльф пыхтел и стонал, словно тоже терял связь с реальностью. Толчки были все еще резкими, острыми, как уколы, разрывая и грубо затрагивая самое сокровенное. Его плечи были такими же крепкими, как я и помнила, я отчаянно за них хваталась, старалась двигаться в такт, пытаясь насадиться на член как можно больше, ощущая нарастающую горечь внутри. Йорвет лишь двигался быстрее, превращая стоны в нескончаемый крик.
Я чувствовала, что таю, как мороженка. Глухая волна, разрядка. Окончательно теряя рассудок, ощущая только небывалый прилив наслаждения, захлебнулась, действительно им захлебнулась и вместо стона, из груди вырвался всхлип, а сознание словно ножиком срезали. Член Йорвета со всей силы врезался в шейку матки, на сбитых простынях таская меня по всей постели, А от сокращения стенок, непроизвольных, которые тянуло от наслаждения, эльф больше стонал и сам выгибался, ухватываясь за меня, прижимая к себе и продолжая на совсем уж космических скоростях двигаться. Он кончил после меня, глухо рыча, укусив меня за плечо, совершив ещё несколько глубоких толчков, а я сжала его ногами ещё сильнее. Рухнув на меня, совсем обессиленный Йорвет уткнулся мне в шею, кончиком носа проводя по коже, и шепча непонятное на своей Старшей Речи, тихо, едва-едва слышно.
Наглая стрелка часов уже бодро показывала, что из состояния «ночь» планета уже почти докрутилась до «утреннего рассвета», а я всё ещё не заснула, хотя, вроде бы, сердце, бушующее и требующее уравновесить разум, в который раз успокоилось и победило. Я рассматривала спящее лицо любимого эльфа, с неожиданной ясностью понимая, что никогда не видела второго глаза Йорвета. В смысле — не видела его отсутствия. А если еще точнее — не видела пустой глазницы. И вообще, без банданы я видела скоя’таэля лишь пару раз, и то — мельком, когда он очень мастерски набрасывал свои волосы на искалеченную часть лица. Интересно, это связано с какими-то внутренними комплексами? Или эльф отлично помнил, что девушка по имени Мира, устроившая ему такую необычную, я бы даже сказала, авангардную, модернизацию лица, оказалась моим прошлым воплощением? Но я сама-то с трудом вспоминаю этот эпизод, и то — отрывками, благодаря тому, что трикстер, который и решил меня об этом проинформировать с помощью визуализации, делал акцент лишь на том, что считал важным.
Я немного склонила голову. Эльф уже давно уснул, скрючившись на своей стороне узкой кровати, по-хозяйски забросив на меня ногу, и тихо дышал в лицо, прижавшись искалеченной щекой к подушке. Красивая сторона лица даже во сне выглядела напряженной, словно Йорвет, как советский пионер, был всегда готов к чему-нибудь эдакому. Единственная доступная обзору бровь оказалась нахмурена, веки сузились, и тому, на кого он так свирепо смотрел во сне, я бы не позавидовала. Надеюсь, что вопреки расхожему мнению, ему снится не его любимая женщина, потому что я ещё больше надеюсь, что Йорвет считает ею меня. Вообще, поражает, как при такой способности постоянно злиться, и всем своим видом демонстрировать целый диапазон эмоций, способных уверить оппонента в его ничтожности, скоя’таэль еще не обзавёлся внушительной сетью мимических морщин по всему лицу. Ибо, если разобраться, Йорвет был старым еще даже до того, когда мать моего папы узнала, что у нее будет сын, просто тело сохранилось молодым и привлекательным. Интересно, моя тяга к эльфу это, всё же, зоофилия (раз он другого биологического вида) или геронтофилия (ибо, лет ему эдак двести с хвостиком)?
Вот
