— Не многовато будет? Времени-то моего? — подозрительно посмотрела на ведуна я. — А ну как они меня украдут? И сами убьют? Карантир прям жаждет меня придушить своими руками. Теперь понятно, чего он так взъелся.
— Не думаю, что Карантир, как и все остальные, знает, что точка перехода завязана на тебе, — с сомнением ответил Авалак’х. — Сам я узнал это только от Локи, когда предложил ему найти того, кто искривил время. Понимаю, почему он отказывается тебя убить, но думаю, что это — наилучший выход в сложившейся ситуации.
— А другого пути, разумеется, нет?
— Это наилучший, но не единственный, выход. Остальные не будут и в треть также эффективны и требуют больших трудозатрат. И, скорее всего, приведут к разрухе. Умерев, ты дашь мне шанс управлять Сопряжением Сфер и насильно отправить домой народ Ольх, избегая кровопролитных битв. Ты можешь спасти многие миллионы жизней.
— Смерть одного — трагедия. Смерть большинства — статистика. Я думаю, что дела-то мне можно закончить, правда? — я вздохнула.
И лампа не горит, и врут календари, и волки сыты, и овцы целы, и вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди, и Ленин такой молодой, и бутылка рома…
====== Глава 28. Вечер откровений. Часть 3. ======
Я ворвалась в палатку переговоров, служившую кабинетом Локи злая, неудержимая и вооруженная самой страшной женской силой на свете — жаждой мести. Фурия в сравнении со мной выглядела просто как образец добродетели, а кипящая кровь в жилах бурлила и изливалась молниями из глаз. Трикстер, как оказалось, пил кофе. Увидев его хладнокровный взгляд, я на секундочку замерла, хватаясь за настрадавшееся, за годы совместного общения, сердце, и, тяжело выдыхая воздух, заполнивший при беге все лёгкие, заорала:
— Как ты смел вообще так поступить со мной?! — крик получился громоподобный, почти как у его папеньки в день, когда Локи заключили под стражу. Обрушившись на Лафейсона градом негатива, я надеялась, что волны снесут тело со стула куда-нибудь сразу в ад, и по дороге догонят смачным пинком для придания ускорения, но… Трикстер совершенно безмятежно отставил чашку, и, оскалившись, попросил:
— Анна, дорогая, пожалуйста, изволь изъясняться по порядку.
— По порядку? По какому еще порядку? По тому самому, где тебе в темнице и есть самое место? — продолжала я бесноваться, чувствуя, как в подреберье сильно зажимает стучащий орган. — Как ты вообще мог такое провернуть? Ты! Мой лучший друг! Тот, кого я укрывала и кому пыталась быть опорой все эти годы?! Ты поступил так не только со мной, понимаешь?! С моими детьми! С Йорветом!
— Ах, вот ты о чем. Креван, всё же, сболтнул лишнего. Может, оно и к лучшему, — Локи взял кофе и меланхолично отхлебнул. — Не придется объяснять тебе, почему нужно вернуться в Асгард прямо сейчас.
— Знаешь, что? — выдохнула я, стремительно подлетая к Локи.
— Что? — скривившись, передразнил сын Лафея.
— Никогда. Никуда. Я. С тобой. Больше. Не пойду, — чеканя каждое слово, визжала я прямо в его наглое, самодовольное лицо. — Забудь вообще обо всем. И обо мне тоже.
— Успокойся! — взорвался Бог Обмана, мгновенно откидывая чашку в сторону. Она, отскочив от тканевой стены, рухнула на пол и звонко разбилась. — Прекрати орать, как потерпевшая.
— Я и есть потерпевшая, ты… Ты убил моих детей! — я готова была зареветь, но пока злость перекрывала остальные чувства. — Близнецов, мелкую и парнишку, совсем кроху еще!
— А, ты за детей переживаешь? — едко выплевывая слова, спросил трикстер. — Давай наделаем новых. Ты и я. В чем проблема?
— Ты дурак?! — от бессилия я почувствовала, что вот-вот опаду на пол, как осенняя листва. — Верни мне моих!
— Ты их даже не помнишь!
— Это не твое дело!
Локи, понимая, что спорить со мной — дохлый номер, начал синеть. Натурально. Кожа стремительно приобретала цвет глубокого синего моря, а глаза окрашивались в алый, похожий на венозную кровь, оттенок. Лицо, становившееся йотунским, покрывалась причудливо-темной изморозью и красноватыми узорами. Прекратив свои метаморфозы, сын Лафея, поднялся на ноги, возвышаясь надо мной, глазами, налитыми озлобленностью придавливая к полу, и молча ожидая, прекращу ли я бесноваться, или можно попробовать меня заморозить. Я, понимая, что не выдерживаю напора, с трудом нащупала стул и обречено рухнула, пряча лицо в ладонях и утирая слезы.
— Что ты натворил, Локи? — всхлипывала я. — Почему?
— Я не хотел, чтобы ты страдала, — ответил он почти спокойно, но в тоне слышалось явная напряженность и раздражительность. — Ты мнишь, что жизнь твоя была счастливой с этим эльфом? У меня для тебя новости. Первое, что ты изобличила вместо трещины в отношениях — это то, что эльфы полигамны. Он тебе изменял. Да, он таился, и этих женщин ты никогда не видела, но точно ведала, что они есть, — я глотала слезы, не имея сил даже поднять голову и выдать что-то едкое, колючее, ядовитое. Такое же, как и сам трикстер. — Потом оказалось, что он крайне несдержан. Вы часто ссорились. Но ты не хотела от него уходить. Бросить все и убраться домой ты отказывалась, находя сотни, нет, тысячи причин, — я продолжала молчать. — А потом он умер. Да, вообрази себе, твой удачливый разбойник встретил старуху с косой и отправился в царство Хель. Ты отказывалась есть, не спала, билась в истериках, пыталась убить саму себя и проклинала меня за то, что я дал тебе часть своей жизни. Заставил, как ты говорила, доживать целые столетия одной. Я решил, что предупредить все происходящее будет лучшим выходом.
— А о чувствах моих ты подумал? — бросила я, шипя, почти как сэр Ланселап, когда его бьют тапком по рыжей попе.
— О твоих чувствах? О твоих? — резко спросил Лафейсон. — А как же мои чувства, Анна? О них ты подумала? Хоть раз за всю свою себялюбивую жизнь?
Я подняла на него ошарашенный взгляд. Удивление, которым сменилась злость, на время затаившись где-то в глубине мыслей, вырвалось наружу, вместе с глазами, широко раскрывшимися от удивления. Нет, разумеется, я думала о Локи, иначе бы не поддерживала его столько лет, когда вся Вселенная считала его злом.
— О том, что я, например, семнадцать лет люблю тебя. Семнадцать проклятых лет! И это считая то время, когда ты счастливо рожала своему идиоту недоносков с разными ушами!
Сознание помутнело проваливаясь куда-то в неизвестность. Лицо Лафейсона поплыло, а потолок и стены сжались до одной точки. Очнувшись от шока прежде, чем начала понимать, что делаю, ладонью, со всей своей силой, я врезала трикстеру по щеке. От удара его лицо повернулось, но он тут же оскалился, разворачиваясь обратно с диким, незнакомым выражением. Красные глаза налились бешенством. Локи схватил меня за горло, с легкостью отрывая от земли:
— Слышала выражение: «Да недостанься же ты никому»? — я судорожно цеплялась пальцами за его ладонь, сжимающую горло, отдающую ледяным холодом, пробирающим до самого
