Лихо я продвинулась по служебной лестнице в Реданской Вольной Кампании, в прошлый раз спала на окровавленном полу! Условия спартанские, но более чем сойдет для моих скромных нужд. Я широко распахнула окно и вдохнула бодрящий сырой воздух.
Маргоша предусмотрительно уложила в саквояж мое снотворное зелье. До полудня успею отдохнуть без воронов и эротических фантазий. Но не больше одной капли, а то снова разбудят ледяной водой.
Желтые глаза Гюнтера О’Дима… Бирюзовый кунтуш и блеск стали… Хруст страниц… Долгожданное забвение.
В глаза бил яркий свет полуденного солнца, когда меня разбудили громкие голоса откуда-то с улицы.
— Опять эта шельма. За кой хер атаман ее притащил?
Этот характерный веленский выговор я и в страшном сне узнаю.
— Ясно, за кой. Сиськи ее видала? Как сам, как его там, Воттичелли вылепил. Да не ссы, сколько их уже здесь было, — успокоил Адель незнакомый кабан с низким голосом.
Я выглянула в окно.
— Да и покрасивше были. Эльфку помнишь? Вот уж нимфа лесная была, и ту отправил восвояси. Хотя помнишь, какую цацку ей подарил?
Судя по тому, как широко развела руки Адель, цацка была размером с небольшую телегу.
— А воровке аж комнату выделил, эка барыня! Я тут что кумекаю — ты видал, что у нее между ног?
Этот вопрос застал меня врасплох, а ее собеседника заставил громко расхохотаться.
— Что, поперек?
Какое же высокоинтеллектуальное окружение подобрал себе реданский дворянин.
— Дурень ты, Конрад! Знаки у нее между ног колдунские! Приворожила она атамана, к чародейке не ходи!
Достаточно с меня женских сплетен за последние сутки! Я плотно закрыла ставни. Еще раз уснуть вряд ли удастся…
Разобрав саквояж, я огорчилась настолько, что захотелось выбросить его прямо на головы кабанов во дворе. Маргоша подобрала мне гардероб приличной оксенфуртской горожанки на выданье — скромных цветов, но узкого кроя. В таком одеянии можно смело оставлять надежды хоть как-то защититься в бою, лучше сразу падать на землю и прикидываться мертвой.
Зато о самом главном не забыла: прохладная рукоятка легла в руку, как влитая. Мне всегда нравилась сила, наполнявшая собою все естество, стоило только взять в руки холодное оружие. Жаль, ритуальные ножи слишком массивны, на бедре не спрятать — приходится прикреплять к голени.
Нужно найти Ольгерда… и побороть непослушную шнуровку корсажа. Чем раньше я приступлю к Кодексу, тем скорее смогу покинуть эту богадельню. Ни вдохнуть, ни выдохнуть — не чужд мазохизм женской природе, раз дамы еще не восстали против таких одеяний.
Ольгерд оказался в кабинете: он аккуратно раскладывал страницы на столе, с которого наконец-то чьими-то неимоверными усилиями был убран весь хлам. Когда я постучала в дверь, даже не обернулся, лишь разрешил войти, сопроводив это небрежным жестом руки. На столе стояла тарелка с фруктами: я немедленно отправила в рот пару спелых виноградин. Не смогла удержаться.
Страницы были почти не повреждены. Я провела пальцами по тонкому пергаменту. Какая неведомая сила выписывала эти тонкие изящные буквы? В каком из бесчисленных миров был создан этот манускрипт?
— Я решил уберечь тебя от соблазнов. В прошлый раз ты не особо церемонилась ни с моими личными вещами, — Ольгерд потер горло, — ни со мной.
Именно на этом столе я прочитала письмо другого Ольгерда к некогда любимой жене. Скорее Белый Хлад наступит, чем он забудет события той ночи.
— Прости меня.
Ольгерд даже не удостоил меня взглядом.
— Мне на коленях тебя молить о прощении? — Даже после этого он вряд ли увидел бы живого человека за личиной воровки.
Не было в моей фразе никакого двойного смысла, но долгое, выдержанное молчание Ольгерда заставило его там появиться. Атаман пристально посмотрел на меня и широко улыбнулся.
— Еще один намек, — усмехнулся Ольгерд, окинув взглядом с ног до головы. — Ты для меня принарядилась? Я и без того слышал, чье имя ты стонала во сне. Мое.
Да быть того не может! Я резко вцепилась в край стола, раздумывая, как бы мне побольнее ужалить его в ответ за такую наглость. Щеки обжег предательский румянец.
— Моя кровать в двух шагах отсюда, я с большим удовольствием избавлю тебя от страданий. Тем более, что есть в тебе некое je ne sais quoi, — Ольгерд слегка коснулся ножен карабелы. — Питаю я некую слабость ко всему необычному.
Да что он о себе возомнил?! Его до бесстыдства прямое приглашение было бы менее гадким, если бы я действительно не испытывала к нему никаких чувств. Что ж, я никогда не отличалась хорошим вкусом в выборе мужчины. Но в этот раз я превзошла саму себя.
— Ты себе безбожно льстишь, атаман.
Ольгерд откинулся на спинку стула и взял с тарелки яблоко, с хрустом его надкусив.
— Ты ведь не думаешь, что я буду за тобой бегать, как мальчишка?
Я не настолько наивна, чтобы ожидать от него нежных ухаживаний, но он даже с оксенфуртскими путанами был галантней. По крайней мере, они так рассказывали. Я, видимо, не достойна вина и сладких речей?
— Бегать? Ты мне и слова ласкового не сказал!
Ад и черти, это прозвучало так, как будто я только этого и жду! Ольгерд лучезарно улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
— Иди ко мне, цветочек мой яхонтовый, — он медленно похлопал себя по коленке свободной рукой. — Я тебя приголублю.
Если бы не эта откровенная издевка в голосе, я бы нашла такую манеру обольщения вполне себе очаровательной. Особенно этот медово-тягучий голос. Надеюсь, презрительная гримаса надежно скрыла мои истинные мысли.
— Иди к дьяволу, Ольгерд.
— Только от него вернулся. Княжна моя синеокая, твоя неприступность разбивает мне сердце! — Ольгерд схватился рукой за грудь, там, где должно было быть сердце, несомненно пытаясь наглядно продемонстрировать, насколько ему больно.
Шут гороховый! Я склонилась над страницами Кодекса, рассматривая схематичное изображение врат между Сферами, и забарабанила пальцами по столу.
— Досадно, у Витольда срабатывало безотказно.
Кем бы ни был этот Витольд, он был, по всей видимости, более искренен в своих заигрываниях.
Около сотни страниц. Их было многим больше — все хоть сколько-нибудь полезные мне Ольгерд уже убрал, видимо, ориентируясь на переведенные мной заголовки.
Я выжидательно посмотрела на единственный занятый стул. Ольгерд бросил огрызок яблока обратно в вазу с фруктами и направился к выходу. На прощание он недоверчиво хмыкнул и наконец-то вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Слава Лебеде, что перед расшифровкой кодекса я успела набить руку на других работах. Первые страницы были почти не искажены после моих манипуляций. Бесконечный рукописный текст лишь изредка
