Читать и понимать написанное оказалось тяжело из-за множества имен и мест, которые мне ни о чем не говорили. Кроме отрывков на латыни Кодекс вмещал в себя слова на языке, который был мне незнаком — алфавит напоминал какую-то причудливую вязь. Должно быть, это санскрит — его Иштван называл одним из двух древних языков, которые понимают во всех Сферах.
Теософы различают два вида договора: подразумеваемый, но не выраженный прямо, или Professio Tacita, и подписываемый кровью Professio Expressa.
Публичный договор (Professio Expressa) может быть заключен или на sabbatum, со всеми необходимыми обрядами (solemnis sive publica) или без свидетелей через подписание соглашения (priuata) двумя сторонами. Выкорми ворона, и он выклюет тебе глаза.
Договор должен быть кровью подписан обеими сторонами. Пример подписи:
Factum in infernis, inter consilia daemonum. Comix cornici nunquam confodit oculum. Baalberith, scriptor.
Прочитав два последних предложения, я еле сдержала желание бросить страницы в камин. Чужое, нечеловеческой природы присутствие в моей голове…
О спасении душ святой Фома говорил следующее: «Тот мужчина или та женщина, которые заключили контракт с пифоническим духом, должны быть мучительно умерщвлены». Volenti non fit injuria. В своих речах на горе Гризим он упомянул тех немногих, что избежали оплаты в сделке с торговцем: «Одолеть дьявольскую сущность можно, лишь вступив в его игру».
Хинкмар из Реймса был первым автором, включившим в «Житие св. Антония» рассказ о слуге сенатора, влюбившемся в дочь своего хозяина. Продав свою душу дьяволу, камердинер завоевал ее сердце. Он спасся только с помощью святого, который помог ему обыграть Дьявола и заставил его расторгнуть контракт.
Слово «игра» было обведено, а над ним — надпись: IX.VI, Хозяйки Леса (venefica), праздник осеннего Эквинокция. Они знают про игру Г.О.Д.
Буквы превратились в сплошную бессвязную массу, когда я увидела этот аккуратный каллиграфический почерк. Даже если мое сознание выжжет дотла адское пламя, я бы узнала его. Иштван.
Меня резко замутило, да так, что я едва успела добежать до ближайшего ведерка. Это могло быть только ловушкой, садисткой игрой чьего-то больного воображения. Месть О’Дима настигла меня раньше, чем я предполагала?
Почему ремарки на Кодексе написаны почерком грандмастера Табулы Разы? Почему старый ублюдок лгал мне, что манускрипт лишь легенда?! Бесчисленные вопросы, ни единого ответа. В какой же водоворот втянула меня лишь одна несчастливая встреча.
«Одолеть дьявольскую сущность можно, лишь вступив с ним в его же игру». Какую игру? И, что гораздо важнее, как в ней победить?
Праздник осеннего Эквинокция, посвященный древнему языческому богу Вейопатису. В деревенских общинах Велена он до сих пор празднуется, туда еще не добрался испепеляющий жар Вечного Огня. На Лысой Горе в этот праздник устраивают жертвоприношения. Если где и можно повстречать Хозяек Леса, то только там и в эту ночь.
Завтра. Это не может не быть западней — такое совпадение слишком маловероятно. Нужно срочно спросить Ольгерда, что он прочтет на этой странице — манускрипт мог пытаться подчинить себе мое сознание, повести по ложному пути.
Адель испепелила меня взглядом, но все-таки сказала, что атаман отдыхает и велел не беспокоить. Будь я чуть меньше напугана, не ворвалась бы к нему в спальню, но Ольгерд даже не слышал моего отчаянного стука.
Плотные шторы едва пропускали солнечный свет, но я все равно увидела атамана, крепко спящего на широкой деревянной кровати с резными ножками.. Он уснул за чтением «Битв, изменивших ход истории Нильфгаарда», тяжелого тома еще старой императорской печати. Если Ольгерда убивать, то только во сне. Еле разбудила.
— Да ты вконец ополоумела?! — Ольгерд схватился за рукоять карабелы, но, увидев мои дрожащие губы, опустил оружие.
— Прошу тебя, это очень срочно. Ты можешь прочитать эту страницу?
Слишком темно, нужно было раздвинуть шторы. Роскошная у него спальня, особенно бадья из облицованного дерева. А из окна открывался потрясающий вид на озеро.
— Наглости твоей нет предела, — Ольгерд сощурился и взял страницу в руки.
Стараясь не смотреть на его обнаженный торс, я уперлась взглядом в овальное зеркало, окаймленное мраморной рамой. На ней были высечены змеиные головы. Гладкая поверхность была непроницаемо черной — вряд ли от пыли — порядок в спальне идеальный.
— Ты видишь эту ремарку? Про Хозяек Леса? — мне безумно хотелось услышать человеческий голос.
— Я не слепой, Милена, прекрасно вижу. Что это за странное предложение про свадьбу?
— Свадьбу?
«На твоей свадьбе невесту искупали в красном вине», — медленно прочитал он.
— Не знаю. Завтра на Лысой горе празднуют осенний Эквинокций. Хозяйки Леса должны быть там.
— Рад слышать. И в чем была нужда меня беспокоить? — Ольгерд зевнул, прикрыв рот ладонью, и потянулся, то ли разминая затекшие мышцы. то ли красуясь.
— Нам нужно отправиться в Велен на рассвете, чтобы успеть на праздник.
Ольгерд отложил страницу и откинулся обратно на тяжелые красные подушки, закрыв лицо рукой.
— Мне очень хотелось бы отдохнуть в тишине и спокойствии. И впредь запомни, единственная причина, по которой ты можешь врываться в мою спальню без приглашения — пожар.
Ад и черти, речь всего лишь о том, как спасти твою никчемную душу, а я нарушаю драгоценный сон! Покидая покои, я как можно сильнее хлопнула дверью.
Как же знобило! Ольгерд при всех своих богатствах на дровах экономит, что ли?! Мысль снова оказаться наедине с манускриптом не вызывала у меня ни малейшего энтузиазма. Неимоверно хотелось любого человеческого присутствия, хотя бы самой непритязательной беседы.
Я украдкой посмотрела на кабанов, за каким-то дьяволом бьющих бочку в парадном зале. Суровые рожи красноречиво намекнули, что места для меня не найдется.
Избегая случайного взгляда на любую отражающую поверхность, я побрела в сторону конюшни.
Сташек что-то напевал, проводя щеткой по гриве Годивы. Он был, наверное, самым молодым из кабанов, хотя глубокий рваный шрам уже отметил его скулу. Судя по длинному светлому чубу и носу картошкой, “кабан” местный.
Сташек слегка нахмурился, когда заметил меня в дверях конюшни, но через мгновенье на его лице появилась вполне себе добродушная улыбка.
— Ох, я в платье-то и не признал. Заходи, дева, коль не шутишь.
Я села на стог сена поодаль от кобылы, поджав под себя ноги, чтобы хоть немного согреться.
— Благодарю. Остальные были не так рады меня видеть.
— Ну, а как же? Ты ж Яцека с Леславом прирезала.
— А тебе их, значит, не так жалко?
— Обалдуи, — махнул рукой Сташек. — Они усадьбу рано или поздно спалили бы.
Он уже закончил приводить гриву лошади в порядок и потянулся за тряпкой. Непохоже, чтобы он тяготился такой нудной работой. Я решила воспользоваться его разговорчивым настроением. Один
