— Насколько позволяет твоя речь.
Эредину потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что именно тот от него хочет — а именно, перенести его тщедушное тело в указанном направлении. Задача не из сложных: d’hoine почти ничего не весил — в чем только душа держалась — кровоточащий мешок с костями и кожей.
Перетащив его куда надо, он помог раненому устроиться в сомнительного вида кресле и отыскать шлем, больше похожий на пыточное устройство.
— Ты серьезно собираешься засунуть туда голову, dh’oine? — изумленно спросил Эредин. — Жить расхотелось?
Зеленые глаза впились в него: такое выражение Эредин часто видел у тех, кто совершенно не желал ему добра. Мужчина сохранял этот свирепый вид несколько секунд, затем прошипел:
— А я что… по-твоему…. похож на жильца?
Поразительно, сколько яда осталось в этом умирающем теле. Но с ним было трудно поспорить: по самой радужной оценке Эредина ему не суждено было дотянуть до рассвета.
— Твое дело, — хмыкнул Эредин.
Взяв шлем обеими руками, dh’oine изучал его, наморщив лоб, крутил так, чтобы осмотреть со всех сторон. Затем поднял и надел на голову отчаянным, решительным движением.
— Да, — сдавленно ответил он неизвестно кому, — я со… гласен.
Изнутри конструкции послышался звук, похожий на приглушенный щелчок. На лице мужчины на мгновение застыло сожаление; прямо перед тем, как шнур, присоединенный к основанию кресла, вонзился в основание позвоночника.
Эредин поднял руку, чтобы заморозить провода и выпустить dh’oine из плена, но тот из последних сил дернул подбородком, мотнув головой — мол, не надо. Оставив ему право выбрать смерть на свой вкус, эльф сделал шаг назад.
— Да, — повторил dh’oine, еле живой от боли, — про… дол…
Машина не дождалась конца предложения.
С тихим свистом шлем выпустил в виски длинные иголки — тело dh’oine изогнулось дугой и тотчас обмякло. Лицо мужчины, который, судя по мимическим морщинам, привык хмуриться и улыбаться, стало совершенно неподвижным. Из носа в рот потекла темная струйка крови, которую он безуспешно попытался сглотнуть. Судя по влажным глазам и легкому подрагиванию пальцев, он все еще жил.
«LOADING», — зажглась надпись на экране. Машина довольно зажужжала, и в ее вибрациях Эредину почудились нотки радости кровожадного божка, на алтарь которому принесли очередную жертву.
Только через пару минут, как только цифра рядом с надписью достигла сотни, глаза окончательно потухли и стали напоминать две безжизненных стеклянных бляшки, как у забытой ребенком игрушки. Еще через несколько мгновений он перестал дергаться.
Эредин не понимал цели самопожертвования железному богу, да и времени разбираться у него не было. Он отошел на пару шагов от обмякшего в кресле тела, и вслед за этим ощутил силу бесшумного взрыва и несколько ударных волн, заставивших его припасть к полу.
Пока Эредин лежал, нехорошие мысли роились в его голове. Выждав пару мгновений, он поднялся, подобрал свое оружие и глубоко вздохнул, пытаясь преодолеть слабость, которая грозила свалить его с ног.
Кошки скребли у него на душе. Вновь сойтись в поединке с таким противником, как Дженсен — самоубийство, но другого выхода он не видел. Zireael, подводные твари ее раздери, должна жить. Словно языческая богиня, людская девчонка требовала все новых и новых жертв.
Глубоко вздохнув, Эредин устремился на источник шума.
Когда он увидел бывшую парочку, Дженсен уже почти добрался до Zireael, которая пыталась спастись в лабиринте из железных блоков. Судя по кровавому следу, киборг ранил девчонку, но Эредин пока не мог оценить, как сильно.
Он не намеревался схлестнуться с киборгом в еще одном поединке на мечах. Может, Дженсен и превосходил его в боевом искусстве — исключительно благодаря своим модификациям — но Эредин хорошо знал, что в реальности далеко не всегда выигрывает самый лучший. Выигрывает самый отчаянный.
А отчаяния ему хватало с лихвой.
Железо тяжело поцарапать или расплавить; железо не боится льда и холода, но одна слабость у железа все же есть.
Оно тонет.
Дженсен стоял в паре аршинов от плотной стены, за которой плескались воды глубокого озера.
Эльф бросился на него слепо и отчаянно, не давая себе шанса передумать. Он ожидал, что железная глыба будет весить куда больше, но нет — его роста и веса вполне хватило, чтобы сбить противника с ног. Дженсен рефлекторно схватил его за ворот рубахи. Инстинкт выживания усилил его и без того нечеловеческую хватку, и горло Эредина болезненно сдавило. В механических глазах даже не промелькнуло удивления — он был слишком занят просчитываниям маневра и последствий.
По расчетам киборга они наверняка должны были врезаться в стенку, но этого не произошло — хоть траекторию прыжка и сбило на пару аршинов то ли вниз, то ли вверх, желаемого Эредин добился. Масса воды сдавила их свинцовым молотом, и из барабанных перепонок хлынула кровь.
Под водой не было видно ни diable, и эльф моментально оказался дезориентирован. Но не Дженсен; киборг прижал левый кулак к подреберью эльфа, и выпустил из запястья свой черный клинок, прорвав ткань, кожу и легкие. Воздух, который Эредин набрал в легкие перед телепортацией, мгновенно вышел из них, как из заполненного до предела воздушного шара.
В агонии Эредин отпихнул от себя железное тело, и вода заполнила его рот вперемешку с кровью. Воин всегда знает, когда нанесенный ему удар — смертельный. Когда лезвие, отклонившись всего на пару вершков, перерезало те артерии, что отделяют жизнь от смерти.
Эредин погружался на дно, отчаянно пытаясь сохранить последние остатки воздуха. Хотя то, что не выплывет он сам, имело для него в тот момент куда меньше значения, чем-то, что не выплывет его противник. Дженсен задыхался; хватал воздух ртом, будто был способен дышать под водой, но механизм явно работал не так, как тому хотелось, и он шарил рукой по шее, проверяя соединения и приводы.
Через пелену мутной воды Эредин наблюдал, как тот пытается выплыть на поверхность, но до нее — не меньше десятка аршинов.
Не успеет.
Подводный рев в ушах постепенно сменился на шепот, отчего у него возникло впечатление, будто с ним разговаривают еле слышные голоса. Последний, лихорадочный рывок воли вытащил его обратно в подземный лабиринт, и когда он вновь ударился о каменный пол, то выплюнул жижу вместе с кровью.
Но даже выплыв из темной воды, из объятий смерти он уже не выплывет. Он не мог даже пошевелиться. Когти киборга превратили его легкие в решето.
Сколько ему осталось? Полчаса? Эльфы живут долго и умирают долго — в этом их проклятие и благословение.
Он не ведал, сколько так пролежал, когда знакомый голос пробился сквозь хаос в его голове. Он молча лежал в изнеможении на полу зала, не в силах шевельнуться.
— Нет, — прошептала Zirael, прикрыв рот рукой, и взгляд стал яростным,
