Как только я уселась в мягком пуфе, Линфорд протянула мне чашку чая, и я благодарно кивнула.
– Куда это он пошёл? Ты в курсе? – спрашиваю, смотря на домашнюю Габи без косметики, с простым пучком на голове, без всяких золотых украшений.
– Ты не хуже меня осведомлена, какой он упёртый баран. Поверь, меня в свои планы он тоже не посвящает. Могу лишь предположить, что к своей семье. Больше некуда. Друзей у него нет, – отпив чая, начала говорить Линфорд, – Ты изменила его в лучшую сторону. Как тебе это удалось?
– Ну, я и сама не знаю. Может быть, просто посмотрела на него, как на человека, а не как на машину для убийств, – не зная точный ответ, пожала плечами.
– А с его психами что делаешь? Держу пари, ты уже под домом безопасный бункер отгрохала, – усмехаясь, поинтересовалась Габи.
– Наоборот, перестала убегать и теперь остаюсь с ним, меньше чем за полчаса успокаивается, – Габи выпучив свои карие глаза, удивлённо посмотрела на меня, – Да и к тому же, если в самом начале он вспыхивал пару раз за неделю, то теперь это случается нечасто. В последний раз почти месяц назад было.
– Ну надо же, честно, думала, что вы ещё до тура друг друга поубиваете… – удивилась Габи, – Не думала, что можно будет изменить сознание человека после Академии.
– Но ты вполне нормальная, это же вроде как школа, с усиленной физкультурой? – спрашиваю я, именно так нам и говорили на уроках, объясняя этим количество побед профи.
– Да уж… Хорошая школа… Она мне до сих пор в кошмарах снится, не Игры, не тур, а Академия, – Габи запинается, но продолжает:
– Ты знаешь, как происходят тренировки там? Я тебе отвечу. Сначала набирают шестилетних деток в группы, отлучая от родителей. А потом в первый же день избивают в кровавую кашу, причём так, чтобы доставить только боль, не травмировав кости. Дают день на оклематься и по новой. Это делается, чтобы на арене все чувства притуплялись, я уже молчу про физические нагрузки на грани человеческих возможностей, унижение, пытки и спартанские условия. Очень многие ломаются, а те, кто выдерживает двенадцать лет выходят с покалеченной психикой. Знаешь, сколько проблем профи доставляют в случае победы хирургам Капитолия? Хеймитч говорил, что тебе регенерацию делали пять часов. Мне её делали четырнадцать часов, а Катону вообще двадцать один. На нём места живого не было ещё до начала Игр… – Габи только закончила, как раздался телефонный звонок, к которому она и подошла.
Только сейчас до моего сознания дошло, какие ужасы творятся в Академии. Эта организация просто ломает детей. Что ж, теперь я не удивлена, почему Уильямс такой вспыльчивый. Понятно, почему он сразу на корню обрывал мои попытки узнать, что из себя представляет Академия. Катон просто снова не хотел погружаться в те ужасы. Интересно, а как Габи адаптировалась к жизни после этого чудовищного места?
Но сейчас Габиния стояла у телефона, кажется, уже успокоясь. За весь разговор она только слушала, а когда положила трубку и подошла ко мне, то я увидела, что на девушке нет лица.
– Габи?
– Я сейчас уеду в Капитолий, дверь никому кроме Катона не открывай, а то мало ли соседи нагрянут, – с грустью в голосе произнесла Линфорд.
– Мы вчера там были, это Эффи? – Габи отрицательно помотала головой.
– Все победители Игр невольны, только у вас двоих ещё не самая страшная учесть, – девушка начала собираться.
– Давай хоть до вокзала провожу, куда ты по темноте одна пойдёшь, – попыталась начать я, но Габи меня резко перебивает.
– Поверь, Китнисс, я могу за себя постоять. Не высовывайся даже в деревню, про город я уже молчу. Ложись спать и не беспокойся за меня.
***
Через полчаса Габи и след простыл, а я осталась одна в зале. Подхожу к камину и плюхаюсь в кресло, чувствуя в переднем кармане джинсов предмет. Достаю серебряную цепочку с подвеской и начинаю рассматривать её. Украшение сделано из того же материала, что и цепь. Простой, потёртый, без узоров прямоугольник, и что Катон в нём нашёл? Переворачиваю медальон и на обратной стороне нахожу гравировку «Моему победителю Девятнадцатых Голодных Игр».
Девятнадцатых? Но потом до меня доходит, что Катон не единственный из своего рода, кто побеждал в самом кровавом шоу. Теперь я поняла, откуда помню фамилию Уильямс. Деду Катона отведена парочка параграфов в школьном учебнике по истории Голодных Игр.
Пытаюсь рассмотреть подвеску внимательнее, стараясь увидеть хоть ещё что-нибудь. И мне это удаётся. Медальон оказывается с секретом. Открыв створки, я ожидаю увидеть какую-нибудь старую фотографию с девушкой, но от неожиданности роняю украшение на пол.
Сердцебиение участилось, и я трясущейся рукой тянусь к подвеске, надеясь, что мне показалось. На одной створке действительно находится фотография с девушкой, только фотография вовсе не старая, а эта девушка – я. Фото сделано чуть больше, чем полгода назад, на нём я сижу в голубом платьице и робко отвожу взгляд в сторону. Это произошло, когда Цезарь Фликерман представлял Панему победителей Семьдесят четвёртых игр. Перевожу взгляд на другую створку и замечаю надпись «Рядом с тобой я чувствую, что живу».
То есть весь тур Победителей Катон не играл на публике, а на самом деле оказывал мне знаки внимания? Перед глазами проносятся все поцелуи на сценах Дистриктов, его поведение на вчерашнем интервью у Фликермана. Получается, он не дурачился, раззадоривая публику, а действительно был честен перед Панемом…
========== Спасибо, ты научила меня заново жить ==========
Хотя Габи и приготовила для меня комнату, я всё равно туда даже и не поднялась. Больше всего мне хотелось дождаться Катона и объясниться с ним, сказать, что его чувства взаимны.
Да, кто бы мог подумать ещё полгода назад, что я влюблюсь в Уильямса, а он в меня. Хотя, говорят же, что противоположности притягиваются. Вот так и случилось. «Эдакое воплощение огня и льда» пронеслись у меня в голове слова президента Сноу.
Я задремала только под утро на диване в гостиной, стискивая в ладони старый медальон с моей же фотографией. Потрескивание огня в камине прекратилось ещё несколько часов назад, из-за чего в комнате становилось прохладно.
Меня выдернул из дрёмы резкий стук в дверь. Мельком взглянув на часы, я увидела, что доходило восемь утра. Сомнений никаких не было – это вернулся Катон. Я в несколько шагов оказалась у входной двери и открыла её. Передо мной возникла высокая фигура Уильямса,
