Это «Брэд Питт». Не актер, а тот замечательный наркоман, на которого я нарвался на кладбище в день своего возвращения.
– Ты где пропадал, чувак? – радостно ору я. – Я успел по тебе соскучиться.
– Охрана! – панически вопит он.
– Я собирался вернуть тебе это.
Я достаю из кармана шокер и бью ему током под ребра, как в старые добрые времена. Он падает, как мешок с гайками, и я кидаю электрошокер на него сверху. Электрическая пукалка не поможет против того, что начнется здесь через несколько секунд.
Так как я не совсем дурак, то тут же рвусь к кабинету, но не успеваю, поскольку из-за угла выскакивает охрана. Пять или шесть рыл. Стриженные под машинку головы, широкие, как канализационные люки, шеи. В своих костюмах они выглядят так же глупо, как я. Но у них больше оружия. Они окружают меня и стоят, не двигаясь. Появляется женщина. Она огибает охрану и подходит ко мне, не зная, кто я. Но затем узнает.
– Ты же умер, – говорит она.
– Не настолько, как скоро умрешь ты.
Джейн-Энн отступает назад и командует:
– Китти! Беннетт!
Из-за спин охранников выходят тощая блондинистая старлетка в дизайнерских шмотках с открытыми плечами и какой-то хлыщ, похожий на Зигги Стардаста[71] в фиолетовом бархатном костюме.
От них за версту несет магией. Она исходит от них, как тепловая рябь от раскаленного асфальта.
Итак, что мы имеем: пять или шесть громил с пистолетами, парочка вуду-хипстеров-убийц, старая подруга, мечтающая меня убить, толпа алкашей и голых девок и я в одолженном костюме. Я бы нырнул в тень, но с таким сумасшедшим освещением здесь невозможно найти ничего достаточно темного и глубокого.
Даже у моей дурости есть пределы. Я резко поворачиваюсь и бегу.
За моей спиной рвутся громы и молнии. Раскаленные золотые искры падают на меня дождем, словно тысячи горящих спичек, прожигая костюм и кожу. Я пригибаюсь и отскакиваю от стен, чтобы им было труднее в меня попасть. Но это тревожит сидящие внутри меня пули. Они царапают легкие и тычутся в ребра. Я уже чувствую кровь в горле. Так я не смогу убежать от этих идиотов.
Я падаю на четвереньки и тяжело дышу сквозь кровавую пену в горле. Блондинка и хлыщ останавливаются и обмениваются взглядами, как пара вышколенных охотничьих псов, которые только что затравили лису и вот-вот получат за это награду.
Что ж, награда для них у меня найдется.
Я выкрикиваю гортанные адские слоги, выкашливая кровь после каждого слова. Каждую каплю своей силы я выталкиваю через руки и ноги. Затем плюю кровью на расстеленный на полу дорогой ковер. После этого все исчезает. Включая пол. Но я уже готов к этому, а домашние колдуны Джейн-Энн и ее вооруженные регбисты – еще нет. Они проваливаются туда, где раньше был пол игрового зала, скатываются с холма и исчезают за деревьями. На долю секунды наши взгляды с Джейн-Энн встречаются, и я успеваю ей подмигнуть. Затем кто-то хватает меня за шиворот и втягивает внутрь кабинета, который я, по идее, не должен был покидать. Здесь полно теней. Я беру Видока за плечо, и мы проходим сквозь фотографию, на которой Джейн-Энн нежно держит за руку Папу Римского.
Молись за нас грешных и теперь, и в час нашей смерти.
МЫ ВЫХОДИМ из тени в пещеру Мунинна. Видок поворачивается и бьет меня в живот. Я падаю на одно колено.
– Ты, е…нутое дитя! Из-за тебя нас обоих могли убить!
Уже не в первый раз Видок злится на меня, но впервые это проявилось физически. Молодец я, ничего не скажешь. Вот-вот потеряю одного из немногих оставшихся на этой планете друзей.
Когда я остаюсь лежать на полу, он говорит:
– Хорош шутить. Я не бил тебя так сильно. – Затем он замечает кровь. – Что с тобой?
– Ты сделал мне больно, Пепе ле Пью[72].
– Какой же ты ребенок! – говорит он и помогает мне подняться на ноги.
Пули скребут внутри меня, как гравий в консервной банке.
Мунинн сияет, как малыш в рождественское утро, когда Видок вручает ему маленькую золотую коробочку с чем-то вроде изящных стрекозьих крыльев на крышке.
– Красота. Само совершенство, – повторяет Мунинн снова и снова.
Он идет с коробочкой к чему-то похожему на твердую скалу. Но после нескольких быстрых прикосновений и поворотов определенных камней, поверхность скалы отклоняется в сторону и открывает огромный свод в борту пещеры. Мунинн заносит коробочку внутрь, возвращается и запечатывает хранилище, вновь делая его невидимым.
– Вы проделали роскошную работу, джентльмены, – говорит он, одаривая меня снисходительной улыбкой. – Но только один из вас остался роскошным. Другой испортил костюм. Впрочем, не волнуйтесь. У меня их миллион. В буквальном смысле.
– Ты не сказал нам, что Авилу охраняют маги, – говорю я.
– Неужели? Это что-то новенькое. Но вы приняли вызов и великолепно справились с заданием. Буду с нетерпением ждать новых совместных дел.
– Что еще ты не рассказал про Авилу? Ты же знаешь, что они прячут за белым пятном на чертежах, я прав?
Мунинн становится серьезным:
– Вам лучше об этом не знать. Даже мне хотелось бы об этом забыть, а я видал целые цивилизации, погребенные в соли или во льду.
– Что там такое?
Мунинн качает головой.
– Бордель. Особо секретный. Элитное заведение, полное существ, редко встречающихся на Земле. Но истинная причина, по которой туда ходят те, кто не боится рискнуть душой и телом, – это удовольствие от насилия над пленным ангелом. Там держат тех, кто был ранен во время восстания Люцифера и упал на Землю, и нескольких новых, которых удалось поймать с тех пор. Хотя я не представляю, как можно захватить ангела. – Мунинн смотрит на меня. – Ну что? Теперь довольны? Будете спать крепче сегодня ночью? Молодой человек, в мире встречаются вещи настолько нечестивые, что единственная от них ценность – это вовсе о них не знать.
Я оттираю кровь с губ рукавом смокинга, а Мунинн тем временем приносит бутылку, покрытую настолько толстым слоем пыли, что она вполне могла застать Ноев ковчег. Затем он разливает напиток в три хрустальных бокала и поднимает один из них. Мы следуем его примеру.
– За Бога наверху, – произносит он и выплескивает напиток через правое плечо. Мы с Видоком делаем то же самое.
Мунинн наливает еще по одной.
– За Дьявола внизу, – и выплескивает напиток через левое плечо. Как и мы.
Затем Мунинн наполняет бокалы в третий раз, наливая в них в два раза больше напитка, чем в первые два раза.
– За нас. За тех, кто действительно работал сегодня, в то время как те двое играли в карты на души несчастных дураков.
Он поднимает бокал и осушает его одним глотком. Напиток жжет, как ароматизированная аккумуляторная кислота, но я, по крайней мере, больше не чувствую
