Они готовы броситься в атаку, как свирепые псы, но никто не решается спустить курок первым. На мое счастье. Я не хочу пока затеивать перестрелку. На их счастье. Я понимаю, что эти парни на службе, но сейчас я в таком настроении, что лучше меня не злить.
Двое из них разговаривают в рукава, рефлекторно кивая. Еще минута молчаливого противостояния, как в фильмах Серджо Леоне, и из склада выходит Уэллс, хлопнув дверью.
– Надо было позволить им тебя застрелить. Ты зачем сюда приехал, говнюк? Ты хоть на секунду задумался о том, что за тобой могли следить?
– Ни на секунду.
Он кивает своим людям:
– Заведите его внутрь.
– Я хочу говорить с тобой, а не с твоими бойскаутами.
– А я вообще не хочу с тобой говорить. Заткнись, пока не окажемся в безопасном месте.
Я затыкаюсь. Хватит с меня врагов. По крайней мере, тех врагов, которые не хотят, чтобы я стал для них бо́льшим другом, чем они стали для меня.
Мы проходим через электрическое желе охранного барьера и оказываемся в рабочем цеху. Внутри все по-другому. Как в Вегасе четвертого июля. Свет, шум машин, гул голосов, искры от сварочных работ, похожие на фейерверки. Солдаты Золотой Стражи пробуют новое оружие. Одни механизмы выглядят как модифицированный огнестрел. Другие – как металлические паразиты, присосавшиеся к спине и обвившие руки и талии. В другом конце ангара готовят боевые машины. Аэлиту я не вижу, впрочем, у нее нет ни одной причины желать со мной встречи.
– Мы сейчас заняты, так что говори быстрее, – велит Уэллс.
– Я подумал, вам будет интересно узнать, что пару гражданских похитили и утащили в Авилу.
– Ты про своих друзей? Я сомневаюсь, что их уместно называть «гражданскими», по крайней мере в истинном смысле. Другими словами – всем на них наср…ть.
– Я правильно понимаю, что ты собираешься пожертвовать двумя ни в чем не повинными людьми только потому, что у тебя на меня зуб?
– Неправильно. Нельзя называть невинными тех, кто может в любой момент отдавить тебе яйца. Невинных, к твоему сведению, я бросать не стану.
– Тогда что ты собираешься делать?
Уэллс широко обводит рукой вокруг.
– Собираюсь вернуться к работе. Мы сейчас немного заняты. Спасибо, что заглянул.
Он отворачивается, но я кладу руку ему на плечо. Затем сжимаю. Я стою за его спиной. Достаточно близко, чтобы без труда свернуть ему шею. Я чувствую его напряжение, значит, он понял. Далее я говорю очень тихо и очень спокойно:
– Я могу пойти туда сам и разорвать Авилу на куски. Я далеко не пуленепробиваемый, и у них достаточно огневой мощи, чтобы убить меня, но я заберу с собой очень многих людей, включая каждого мага, которого там увижу. В этом бою неминуемо сгорят несколько клиентов Авилы, включая самых богатых и важных. Представь, какое забурлит говно, когда эти семьи со «старыми деньгами» и Саб Роза узнают, что ты был в курсе, но отсиделся в стороне. С другой стороны, ты можешь взять своих мушкетеров и пойти со мной, и тогда мы всё сделаем вместе.
– Ты опоздал, крутой парень. Чем, думаешь, мы тут занимаемся? Мы готовимся к нападению на Авилу сегодня вечером.
– Но зачем, если вас не интересуют гражданские?
– Мы пытаемся остановить конец света, придурок. И это, кстати, полностью твоя вина.
Я отпускаю его. Он оборачивается и смотрит на меня, потирая плечо. Он не лжет. Я это хорошо вижу. Его сердце колотится, как двигатель машины на гонках НАСКАР. От него пахнет гневом с примесью страха, но не ложью.
– Продолжай, – говорю я.
– Знаешь, что меня больше всего в тебе бесит? Не кавардак на Родео-драйв, не детские угрозы, не твои друзья-эльфы, и даже не то, что ты мечтаешь убить все живое, попавшее тебе на глаза. А то, что ты возомнил себя пупом земли и не видишь ничего, кроме собственных проблем.
– О'кей, просвети меня. Ты и твои ковбои с игрушками Флэша Гордона[110] идете туда, чтобы заставить их сделать музыку потише?
Он оглядывается через плечо, затем снова смотрит на меня.
– Ты хоть знаешь, что такое Авила? Что там на самом деле происходит?
– Я уже был там. Лучший маленький бордель Чистилища. Ну и что в этом такого?
– Да, для студентов и бизнесменов, собирающихся в дурацких гостиных, но Авила – это намного больше, чем кажется посторонним. Авила – это точка концентрации темной магии в городе, который сам по себе одно большое место силы. Помнишь, какое сегодня число?
– Понятия не имею.
– Вот, именно об этом я и говорю. Ты ничего не хочешь знать. Сегодня канун Нового года. Это будет не просто очередная вечеринка. Они собираются провести ритуал. Ты слышал про ангелов, которых трахают в секретном зале? Сегодня в полночь их всех до одного принесут в жертву, и, когда это произойдет, откроются врата Ада. Оттуда выйдет Люцифер со своей армией демонов и будет разгуливать по Лос-Анджелесу, как на чертовом пасхальном параде.
– Но какой в этом смысл? Мейсон рулит Авилой, для чего ему разрушать мир? Он прекрасно общается с Кисси. Возможно, им понравится хаос, но зачем им конкурировать с демонами?
– Авилу создавали с единственной целью. Туда отвозили похищенных ангелов и превращали в шлюх всё время, сколько она существует.
– И в чем же моя вина?
– В том, что тебе не сиделось в Аду. Пока ты был там, твой чертов ключ оставался в единственном безопасном месте. Но Мейсон заставил тебя вернуться, убив твою девушку, и ты на это повелся.
– А как бы ты поступил на моем месте?
– Сейчас не обо мне речь, и не о моей личной жизни. Притащив ключ на Землю, ты как бы открыл тонкую щель во Вселенной. Сегодняшний ритуал нужен, чтобы раскрыть ее пошире. Вот для чего он ее убил. Чтобы ты принес ему ключ до Нового года.
– Так давай пойдем туда и накажем уродов.
– Погоди, родной. Я еще не все сказал. – В этот раз он кладет руку мне на плечо и толкает меня, чтобы я оглядел цех. – Ты видишь Аэлиту? Нет. А знаешь, почему? Потому что ее ё…нул и бросил в переулке какой-то гондон, после чего ее нашли Кисси и отнесли на холм. Да-да, ты правильно понял: Аэлита сейчас в Авиле, и через несколько часов ее убьют. Так что, прости, если я не стану биться в истерике от твоих проблем. Мне и так есть за кого волноваться.
Слегка опешив, я киваю. У меня абсолютно нет никаких причин испытывать угрызения совести по поводу того, кто пытался убить меня дважды. Но
