— Хорошо, что ты ещё не уехал, — подытожила Марианна, ускользая из объятий и поправляя воротник. — Пойдём вниз, наверняка Констанс хлопотал об ужине.
— Хороший расчёт, — поправил Марсель. — Совместными усилиями, надо полагать.
— Что с тобой? Не злись.
— Я не могу не злиться, — прозвучало странно, но ведь правда же. — Не грусти, не на тебя. Наверное… Что за военная кампания? Мне теперь нельзя уехать из Праги?
— Но ты же хотел знать правду! — всплеснула руками Марианна.
— Я бы преотлично узнал её сам, раз он так не хочет меня видеть!
— Не кричи, — она слегка охрипла, и это остудило пыл. В самом деле, разорался… — Я знаю, что ты звонил Луиджи… Рокэ бы не приехал, если б не хотел…
— А сразу нельзя было? — Марсель улыбнулся как можно естественнее, прекрасно понимая, что Марианна не виновата. Она нахмурила брови:
— Сразу?
— Сразу. В поезде. Я не говорил? Мы оказались в соседних купе, — отрешённое молчание подталкивало к продолжению рассказа. — Естественно, я ничего не понял… Хотел познакомиться заново… Не то чтоб меня сильно задел отказ, но потом я нашёл эти фотографии. Да он же просто удрал, — Марсель уже понимал, что иначе быть не могло, но если б он не начал говорить — не смог бы этого вспомнить, узнать заново. — Ближе к ночи — это когда? Я готов хоть на три прощальных ужина, вопросов у меня хватает.
— Это тогда, когда будет нужно, — Марианна вздохнула и поправила локоны, что показалось несколько нервным жестом. — Послушай… Вы ещё наговоритесь, но я возьму на себя смелость сказать то, что Рокэ никогда не скажет… Или нет, я вообще не знаю, что скажу, но не могу не сказать. Ты имеешь полное право обидеться на всех нас, но мы хотели, как лучше… Ты говоришь, соседние купе? Я бы ни за какие деньги в мире не согласилась оказаться на месте Рокэ. Он сделал всё, чтобы ты больше никогда не сталкивался… с тем, с чем столкнулся, и тут ты просто появляешься рядом!
— Не тревожься, прошу тебя, — она и впрямь дрожала, как осиновый лист. — Какие страшные тайны, я, честно, верю, но Марианна… я без понятия, с чем я там столкнулся. Я не помню ни черта.
— И не помнил бы! — воскликнула она, вскинув голову. По щекам потекли слёзы. — Чего б тебе стоило не вспоминать!.. Хоть кто-то жил бы весело и спокойно… Мы так тебя за это любили и любим сейчас… Ты был словно из другого мира, самый весёлый и лёгкий человек. Тебе не было места рядом с нами, ты сделал его сам… И как всё кончилось? Я думала, что сойду с ума! Мы стояли, как истуканы, и думали, что ты умер, пока Рокэ вытаскивал тебя из горящей машины…
— Подожди, — голова шла кругом, поскольку каждое её слово пробуждало прошлое, сталкивало с вершины горы здоровенную неостановимую лавину. А ещё надо было, чёрт возьми, успокоить плачущую женщину. Марсель сделал шаг вперёд, и она сама опустила голову ему на плечо, держа руки безвольно опущенными вдоль тела. — Тише, тише…
— Ты вспоминаешь?
— В общих чертах. Если вдуматься, такое трудно забыть, — настроение, образы, атмосфера, дурацкие навязчивые мысли и повторяющиеся идеи теперь вертелись в голове, но даже при желании Марсель не смог бы связать их в одно целое. — А «мы» — это кто? Ладно, извини, неважно… В конце концов, мне теперь есть к кому пристать…
— Марианна! — вместе с Констансом прокричали его птички. — Дорогая, это не может ждать, у нас остаётся так мало времени до ужина, а поваров я отпустил! Ты поможешь мне с соусами, дорогая?
— Иду! — отозвалась Марианна, резко отстраняясь. Вблизи её глаза казались совсем огромными, но слёз в них уже не было — ни слезинки. — Пожалуйста, не принимай близко к сердцу всё, что я наговорила. Но мне показалось это важным. Ты ведь совсем не помнишь Рокэ, он может показаться… резким или немного злым. Или очень злым, но на самом деле всё не так…
— Я помню, — поняв, что это чистая правда, Марсель сначала фыркнул, а потом и вовсе рассмеялся. — Не переспрашивай, я, кажется, его отлично помню. И знаешь что? Всё ещё мечтаю треснуть чем-нибудь тяжёлым.
*
Ужинали втроём, поскольку Рокэ так и не явился, и только его оставленная в качестве залога сумка давала понять, что это был не мираж. Констанс был умышленно задобрен привезёнными в подарок семечками для птиц, каковые здесь не продавались, и только поэтому хозяин не бушевал, хоть и повторил несколько раз, что страшно обижен. Марсель попытался вытянуть из него что-нибудь ещё, но старый добрый Коко был непреклонен — с достоинством не вмешивался в то, что его не касалось.
— Вы знаете, — добавил он перед тем, как покормить птичек и уйти спать, — я всегда рад гостям, разумеется, если они мои добрые друзья. Неважно, сколько вы потеряли и сколько приобрели, друг мой, вы можете прийти ко мне в любое время суток — естественно, если я сам не в отъезде, увы, такое бывает…
— Спасибо, — растроганный Марсель посмотрел ему вслед, потом одумался. Что ж такое, как на войну провожают. Марианна наговорила всяких ужасов и тут же попросила забыть, Констанс прочёл прощальную речь, как будто отпевание. Вся надежда на Рокэ, и, будем откровенны, весьма сомнительная эта надежда. Либо получишь голой правдой по лицу, либо свихнёшься на самом деле и отправишься сколачивать себе гроб.
Входная дверь подала признаки жизни уже за полночь. Из-под накрытых тканью на ночь клеток кто-то несмело чирикнул полтора раза, но на него шикнули.
— Не бейте посуду слишком громко, — прошептала Марианна, снимая с полки бокалы, которые они только что вымыли и поставили на место.
— Я ничего не обещаю, — отшутился Марсель. За последние часа два он уже смертельно устал отшучиваться, потому что… да чёрт возьми, слишком многое толкалось в голове, а он не мог вываливать это всё на гостеприимных супругов! Неважно, на кого, всё равно вслух не выйдет — забытые ощущения кололи пальцы и нетерпеливо
