— Out of my life, out of my mind, — надрывался остроносый блондинчик, микрофона у него не было — был пустой бокал в руке для комического эффекта, но пел неплохо. — Out of the tears we can’t deny… We need to swallow all our pride and leave this mess behind…
Известная песня, почему бы и нет. Марсель какое-то время постоял рядом, неожиданно для себя радуясь тому, что его тут никто не знает. Можно стоять себе с каким угодно лицом, хоть задумчивым, хоть потерянным, и не выпадать из привычной картины мира своих близких — они-то попросту этого не видят. Ему и самому, по правде, не улыбалось долго страдать и ходить с постной рожей, но раз уж ходится — почему бы и нет?
— Out of my head, out of my bed…
— Не хочу показаться грубым, но кто так играет? — Рокэ наконец соизволил посмотреть на самодельную сцену, и, признаться, хорошо, что его оттуда не слышали. — Это не так уж трудно, и я даже не профессионал…
— Всё-то ты знаешь, — всплеснула руками Марианна, передавая бокал через стол. Марсель принял его в руки, заинтересованно следя за перепалкой; интерес к алкоголю как-то поутих. — Сыграй сам… Может, и споёшь заодно…
— Ещё чего. Я так делаю, только когда напьюсь, — все присутствующие дружно потянулись к бутылке, чтоб налить ещё, и он засмеялся. — Нет.
— Я протестую, — заметил Констанс, аккуратно складывая салфеточку вчетверо. Вот уж кто смотрелся в дешёвом бистро, как совершенно неуместный человек. — Вы обещали.
— Обещал, но вам, а не всем случайным посетителям заведения. Название которого я, к слову, даже не помню.
— Подсказать? — Марсель без запинки выговорил хитровымудренное местное название и сам удивился, как это сделал.
— Предатель, — протянул Рокэ, глядя на него поверх бокала. Потом опрокинул залпом и, под радостное восклицание Констанса, быстро поднялся — надо предполагать, пока не передумал. — Вы так уверены, что мне дадут гитару в руки, а не гитарой по голове? И учтите, на английском петь не буду…
Никто в маленьком зале не возражал; впоследствии выяснилось, что некоторые даже знали испанскую версию, которая слегка отличалась по тексту, но не по смыслу.
— Esto es final, sabes, no oigo tus mentiras esta vez, te dejo sola con tus lágrimas falsas…
Как странно один текст накладывался на другой, почти как воспоминания. Словно мощное дежа вю, чувство непричастности к настоящему моменту выбивало из колеи, и даже если б дождь усилился и ливнем окатил Марселя с ног до головы, он бы почувствовал вряд ли — он едва был здесь, застряв на границе прошлого и настоящего и изо всех сил ловя подробности. К сожалению, кто-то толкнул его локтем в бок, и страшная в своей реальности, почти осязаемая иллюзия развеялась, как наваждение, как дым; в голове лишь застряли испанские куплеты, словно он слышал их сотни раз и мог повторить по памяти в любое время суток. Olvídame, olvida los momentos pasamos juntos…
*
— Вы меня напугали, дорогой друг, — укоризненно вещал Констанс, глядя на него снизу вверх и протягивая полотенце. — Впрочем, нет, идите сразу в горячий душ и переоденьтесь во всё сухое, вы же вымокли до нитки! Как так можно?
— К сожалению, дождь мокрый, — развёл руками Марсель, которому почему-то стало смешно. — И так вышло, что я оказался прямо под ним — потому что небо находится над головой…
— Я рад слышать в вас именно вас, а не кого-то иного, но это никак не поможет вам скорее высохнуть, — сбить хозяина с пути истинного не под силу никому. — Даже не вздумайте сопротивляться, я сейчас же займусь горячими напитками.
Ну он же не дурак, в самом деле, отказываться от такого рая на земле. Тепло и уют и впрямь помогали отключать мысли, хотя ещё не факт, что это было именно тем, в чём он нуждался. Как же жаль, что сейчас нет никакого дела, неожиданно для себя затосковал по работе Марсель — вот бы что отвлекло… А так придётся прикидываться, что у него всё прекрасно и никаких вопросов.
Может, сослаться на усталость и тихонько посидеть наверху? Как же… Раньше срабатывало безотказно, но то было до аварии. Никому в голову не приходили всякие гадости, а теперь вот приходят. Осознавая, что те редкие моменты, когда он и впрямь не хочет никого видеть, выпадают в такое неудачное время, Марсель едва не взвыл — быть тем самым весёлым парнем замечательно до той минуты, когда тебе не захочется кого-нибудь покусать, а деться будет некуда. Но он же не мог позволить себе кидаться на людей, на друзей — тем более, что б они там ни задумывали в его отсутствие!
Неужели раньше жизнь была такой уж беззаботной, что его это не волновало? Значит, произошло что-то переломное, и не факт, что в лучшую сторону, но что?
Чем дольше он думал и злился, тем очевиднее ниточки сходились в одной точке, подобно световым лучам фонарей, изо всех сил старающихся показать ему, где лежит потерянная вещь. В голове постепенно созревал новый план, осуществить который не помешала бы ни работа, ни постоянные разъезды — скорее, всё это было бы на руку. Решено, как только он покинет Прагу…
— …нагрел вино, — сообщил Констанс, ставя на стол высокий прозрачный бокал с ручкой причудливой формы — вероятно, кто-то когда-то подарил. — Взял на себя смелость подмешать туда немного имбиря и корицы. Конечно, не глинтвейн, но, согласитесь, и не дождь!
— Бесспорно. Дождь — это ужасно, — капли забарабанили по окнам сильнее, словно услышали и обиделись. — На него надо смотреть из дома, а не бегать по улицам. А вот тот, кто придумал глинтвейн, определённо гений.
— Только мы никак не узнаем, кто, — заметил Рокэ, развалившись в
