– Я имею в виду… рассмеяться, а не прогнать, лишь бы избежать лечения, – Джокер наклонился вперед, глядя ей прямо в глаза с необычайной искренностью, от которой у нее снова сжалось сердце. – Буду с вами совершенно откровенен. Я бы по-прежнему отказался от терапии. Но с другой стороны, даже не помню, когда в последний раз кто-то так положительно отреагировал на мою шутку. Возможно, мне просто требовалось найти того самого человека. Того единственного, который помог бы мне взглянуть самому себе в глаза и признаться в том, что я там вижу. Мне не нужна бесконечная трепотня о патологиях и расстройствах. Мне нужен человек, с которым мы могли бы найти понимание. Который так понимает меня, что смеется над моим шуткам, а не убегает.
Внезапно раздался стук, дверь приотворилась, и в комнату заглянул Энгус.
– Все нормально, доктор Квинзель? Мне показалось, я что-то слышал.
Харлин едва удержалась, чтобы не наорать на него и не стукнуть по голове папкой.
– У вас не было причин прерывать терапевтический сеанс, – возмущенно заявила она. – Будьте любезны, больше не врывайтесь, если не услышите, что я зову на помощь.
Энгус серьезно кивнул и вышел. Джокер смотрел на нее широко раскрытыми глазами.
– Похоже, вы его напугали.
– Ему повезло, что я его только напугала, – мрачно шепнула Харлин.
– Я еще никогда не видел, чтобы Энгус кого-то боялся… Кроме разве что Мэри Луизы Даль, – добавил он после паузы. – Но от нее всех в дрожь бросает.
– Очень смешно, – ответила Харлин. – Мы уже установили, что вам под силу меня рассмешить, так что не стоит и дальше предпринимать попытки. Если, конечно, вы действительно ищете понимания, а не отгораживаетесь с помощью юмора. Сечете, мистер Джей?
Джокер расхохотался.
«Господи, зачем я это сказала?» – Харлин была в ужасе: она сделала именно то, от чего ее предостерегала доктор Лиланд. Но она не собиралась…
«Я не хотела!»
«Если я случайно подцепила безумие Мэри Луизы, покончу с собой», – решила Харлин.
– Доктор Квинзель, а вы, оказывается, полны сюрпризов, – Джокер вытирал слезы с глаз. – Это еще откуда?
– Из Бруклина, – Харлин откашлялась и заговорила своим обычным голосом:
– Итак, на чем мы остановились?
* * *Несмотря на ошибку с бруклинским акцентом, встреча прошла плодотворно. Харлин даже задержалась на полчаса дольше, чем планировала. А вскоре обнаружила, что полчаса превратились в час. Она обвинила в этом Энгуса. Именно его вмешательство сбило ее внутренний ритм.
– Я получил куда больше удовольствия, чем мог ожидать, – улыбнулся Джокер, когда она поднялась и принялась собирать вещи.
– Очень рада, что вы так думаете. Завтра мы встретимся снова.
– Что ж, придется мне весь день предвкушать нашу встречу.
– Так было условлено заранее. Но если в вашем состоянии появятся положительные изменения, расписание встреч может измениться. Все возможно.
– Я постараюсь, доктор Квинзель, – ответил Джокер. – Я обе…
– Не надо, – она подняла руку. – Не надо ничего обещать, сейчас еще слишком рано для обещаний. Изменения требуют времени, даже если вы к ним готовы и желаете их.
– Что ж, буду ждать вас. Хотя ждать так тяжело.
Харлин направилась к двери, но остановилась и обернулась.
– Кстати, насчет той фразы, которую вы сказали, чтобы заставить меня рассмеяться…
– Вы имеете в виду мое сегодняшнее сердитое выступление? – он явно гордился собой.
– Мне кажется, его можно записать и проигрывать начинающим преступникам. Такое превью напугает их куда сильнее, чем все программы социальных служб.
– Ничего себе! – Джокер скрестил на груди руки, притворяясь, что возмущен и обижен. – Я попросил бы вас держать это в тайне, иначе моя отвратительнейшая репутация будет потеряна навсегда.
– Доброй ночи, мистер Джей, – она еле удержалась от соблазна произнести прощание с бруклинским акцентом.
– До завтра, моя дорогая доктор Квинзель.
«Моя дорогая доктор Квинзель» – как же опасно близко к проведенным границам.
Но они же их не перешли. Такую мелочь можно позволить.
К тому же, Харлин нравилось, как это звучит.
16
Джокер плюхнулся на кровать, вымотанный, но довольный собой. Все шло не просто хорошо, все шло прекрасно. Это будет нечто исключительное, настоящее представление…
– Джокер, извини, но я должен забрать стул, – в комнату заглянул Энгус. – Она уже ушла, так что я никого не побеспокою.
– Только поскорее, не нарушай мои терапевтические мысли, – надменно заявил пациент.
– Не тем ты занимаешься. За такое шоу «Оскар» давать надо.
– Твое мнение меня не волнует, – Джокер небрежно отмахнулся.
– И сколько ты собираешься это тянуть? – спросил Энгус. – Неделю? Три недели? Месяц? – он выдержал паузу. – Разобьешь сердце бедной девочке.
Джокер лишь презрительно фыркнул.
– Вечно кто-нибудь недоволен.
* * *Джоан Лиланд искренне хотела верить отчетам Харлин Квинзель. С самого начала они искрили энтузиазмом и деталями разговоров с Джокером. Харлин делала пометки на полях и вставляла множество пришедших ей в голову мыслей. Отчеты приходили регулярно, каждое утро.
Некоторые из них были столь длинны, что доктор Лиланд засомневалась, спит ли Харлин по ночам. Но усталой доктор Квинзель не выглядела. Ежедневно она появлялась на работе свежая, энергичная, излучающая уверенность в том, что сегодня произойдет нечто хорошее. И этот факт вызывал еще больше беспокойства.
Джоан переговорила с санитарами, дежурившими во время встреч Харлин с Джокером. Они как один уверяли, что Джокер вовсю развлекается, водя доктора Квинзель за нос. В конец концов, он обожал устраивать спектакли. Ему нечего было терять, и нечем было заняться в больнице.
Лиланд размышляла: не прекратить ли этот проект? Доктор Квинзель не заслужила участи игрушки для психопата. Никто такого не заслуживал.
Вот только сестры, в отличие от санитаров, подтверждали, что в состоянии Джокера действительно наметились улучшения. Не все сестры, само собой. Те, что работали в больнице дольше, видали разное, но ни одна из них не отличалась чрезмерной доверчивостью. Сестра, которая каждый день проверяла состояние Джокера,
