Харлин покраснела от досады. Она работала лучше кого бы то ни было в «Аркхеме», и доктор Лиланд только что отчитала ее за это. Ах да, ведь отчитать дешевле, чем повысить зарплату. Что же случится, если в ее работе случится настоящий прорыв? Наверняка, Джоан соберет весь персонал и съездит ей по физиономии.
Начальница тем временем явно прочитала ее мысли.
– Простите, наверняка, мои слова прозвучали, как упрек. Но я обязана следить, чтобы все в больнице: и пациенты, и персонал – хорошо себя чувствовали. Я в ответе за вас. Следовательно, я должна быть уверена, что ваша готовность помочь подопечному не повредит вам же самой.
Харлин так и не избавилась от ощущения, что ей читают нотацию, но заставила себя улыбнуться и кивнуть.
– К тому же, не стоит забывать о технической стороне вопроса, – продолжала доктор Лиланд. – Эффективность этого лечения оборачивается потерями для других. Я перевела их к вашим коллегам с той целью, чтобы они получили заслуженное внимание.
– Вы сами приняли такое решение, – Харлин уже не волновало, что ее слова могут счесть оправданиями. – Я об этом не просила, но вы все равно пошли мне навстречу, пусть и говорили, что не пойдете. Я сдержала слово и не забросила никого из своих пациентов.
Несколько секунд доктор Лиланд молчала. Харлин видела, что она очень тщательно подбирает слова.
– Верно. Я поступила так, потому что почувствовала, что мне необходимо уменьшить объем вашей работы, иначе вы… пострадаете. К тому же, если говорить начистоту, некоторые отчеты по другим подопечным выглядели несколько… поверхностными.
– Кажется, я догадываюсь, о ком вы говорите, – Харлин пыталась отвечать спокойно, – я готова признать, что некоторые мои пациенты, будто застряли на месте. Проблема в том, что им там нравится. Они в курсе, что никогда не выйдут на свободу, и «Аркхем» стал для них зоной комфорта. Даже если мы завтра откроем все двери и уберем охрану, они не уйдут. Вам придется вызвать Бэтмена, чтобы он силой вытащил их из больницы.
На губах доктора Лиланд мелькнула быстрая улыбка.
– И тут мы возвращаемся к вопросу, почему же вы считаете, что Джокер заслуживает столько внимания. Учитывая тот факт, что его никогда не выпишут из больницы.
– Джокер вовсе не смирился со своей участью. Он не находится в зоне комфорта. Он не желает быть заключенным до конца своих дней и хочет чего-то большего.
– Ничего большего он не получит.
– Это не совсем так, – воспротивилась Харлин. – Разумеется, он никогда не выйдет на свободу, но, если нам удастся хотя бы немного подлечить его, он мог бы научиться направлять свою энергию в конструктивное русло. Мог бы читать, заниматься живописью или музыкой, даже самообразованием. Его годы здесь наполнились бы смыслом. Не исключено, что он сумел бы получить диплом колледжа. Разве это не улучшило бы жизнь окружающих? Если бы он учился, а не сидел в подвале, раздумывая над новыми способами досадить людям из вредности?
– Думаете, вам удастся заставить его примириться с идеей, что он никогда не выйдет на свободу?
Харлин колебалась. Доктор Лиланд употребила слово «смириться», а не «уступать», но она подозревала, что Джокер не заметит этой разницы.
– Данный аспект – часть его реабилитации, – медленно проговорила она, пытаясь незаметно переключиться на другую тему. – Вы же знаете, Джокер – яркая, дерзкая личность, самый броский преступник Готэма. Реабилитация позволит ему понять, что не стоит тратить блестящую энергию на то, чтобы стать ужаснейшим ребенком в «Аркхеме». Да и бежать не стоит: он все равно вскоре вновь окажется здесь. Неужели вы не хотите, чтобы он передал лавры проблемного пациента кому-то другому?
Доктор Лиланд вздохнула.
– Ваши доводы очень убедительны. Хотелось бы мне верить, что вы нащупали нечто…
– Тогда поверьте, – щеки Харлин снова порозовели. – Не поддавайтесь цинизму или так называемой «усталости от жалости».
«И не обвиняйте меня в своих решениях. Я не просила отбирать у меня пациентов и не собираюсь чувствовать вину за то, что мне на самом деле стало легче», – мысленно добавила она.
– Хорошо, – Джоан в очередной раз вздохнула. – Некоторые опасения у меня по-прежнему остаются, но это часть моей работы. Я здесь начальник. Приходится выступать адвокатом дьявола и не потому, что я горю желанием подвергать сомнению ваши идеи, а по той причине, что каждая идея должна быть рассмотрена со всевозможных точек зрения.
– Понимаю.
Харлин не кривила душой, пусть уже и сбилась со счета, сколько раз за этот разговор ей напомнили, кто здесь хозяин. Может, доктор Лиланд ощущала какую-то исходящую от нее угрозу?
– Раз уж мы заговорили о новых идеях, – весело продолжила Харлин, – вам случайно не предлагали открыть в больнице плавательный бассейн?
17
Харлин испугалась, что доктора Лиланд хватит инфаркт, когда она заговорила про плавательный бассейн. Скорее всего, та мгновенно представила себе олимпийских размеров лужу с дрейфующими на поверхности мертвыми телами.
Собственно, Харлин тоже представила себе нечто подобное.
Разумеется, она просто не удержалась и про бассейн пошутила. Сама идея бассейна в «Аркхеме» выглядела настолько нелепо, что способа лучше отвлечь доктора Лиланд от дальнейшего разговора не существовало в природе.
Однако поразмышляв, Харлин пришла к выводу, что идея вовсе не столь странная и невыполнимая. Для людей, ограниченных в передвижениях, плавание было бы превосходной физической зарядкой: интенсивной, но с малой нагрузкой на суставы и доступной для любого возраста и уровня подготовки. Плавание позволило бы пациентам сбросить напряжение. Возможно, больнице удалось бы нанять тренера по водной аэробике. На нижних уровнях здания места более чем достаточно.
Черкнув на будущее детально обмозговать этот вопрос, Харлин направилась к Джокеру. Они завтракали вместе в те дни, когда доктор Лиланд не перехватывала ее по праву начальника.
Чтобы наверстать упущенное, Харлин попросила Джокера выполнить нечто вроде домашнего задания: он должен был вспомнить от трех до шести занятий, которые доставляли ему удовольствие в прежней, вольной жизни, и назвать причину, из-за которой он от них отказался. Она намеренно не употребляла слово «детство», так как Джокер старательно избегал любых разговоров на эту тему. Но терапию нельзя было назвать полной, если она не
