Она начала скучать по «Развеселому Джойтауну» с той минуты, как они покинули парк. В парке она чувствовала себя как дома. Словно становилась более реальной, более Харли. Пусть речь шла всего лишь о заброшенном парке аттракционов, но там она знала, кто она такая.
Чего не скажешь об этом сарае.
Теперь Джокер уже не принадлежал ей одной, и это было огромной проблемой. Время от времени он вел себя так, словно она утратила свою важность, но он ведь сам говорил, что погибнет без нее, что судьба предназначила их друг Другу. Говорил, что любит ее, и не один раз.
Хотя… и не очень часто.
В последнее время он все реже произносил эти слова из-за своих подручных, которые постоянно толпились вокруг. Их становилось все больше, и далеко не все из новоприбывших выглядели глупцами. Типы в отличных костюмах с галстуками смотрели на коренастых молодчиков с явным раздражением. Точно так же они смотрели и на Харли, когда думали, что она не замечает. Неудивительно, что ей очень не нравилось, когда Джокер поддразнивал ее у них на глазах.
Теперь он часто смеялся над ней. Харли понимала, что он всего лишь шутит. В конце концов, он же Джокер. Он не умеет иначе! И все же шутки его казались неприятными и злыми. Иногда он говорил что-то настолько жестокое, что ей хотелось убежать в спальню и расплакаться, пока никто не видит. Будь с ней хотя бы кто-то, с кем можно было пообщаться, стало бы легче, но Харриет и Ядовитый Плющ уехали. Скорее всего, они и не собирались здесь оставаться. Харли уверяла себя, что поступила правильно, не поехав с ними. Неизвестно, где бы она оказалась. Наверняка, где-то далеко от своего любимого. Правда, иногда, когда он вновь выплевывал нечто скверное, она подумывала сбежать как можно дальше.
В один из дней Джокер объяснил ей причину своего неподобающего поведения: любое проявление чувств его банда сочтет слабостью, что неминуемо приведет к неповиновению. И тогда ему пришлось бы их убить и заново собирать свору, а это такая головная боль…
Как-то раз, когда она сидела у него на коленях в кабинете, он разоткровенничался.
– Секрет успешного управления в том, чтобы тебя боялись. В смысле, меня боялись.
– Но я же тебя не боюсь, – шепнула Харли, стараясь, чтобы голос у нее звучал уверенно.
– Знаю, что не боишься, – промурлыкал Джокер. – В том-то и проблема. Я просто не могу позволить, чтобы ты мелькала у них перед глазами и говорила все, что тебе вздумается. Они не должны думать, что я считаю тебя равной себе.
Харли в шоке уставилась на него.
– Это шутка?
– А мы смеемся?
– Нет.
– Значит, не шутка, – его рука легла ей на шею. – Если бы я шутил, ты бы уже хохотала вовсю, – он внезапно потянул ее за волосы, заставляя кивнуть. – Разве не так? Я же смешной? – Снова кивок. – Смешной?
– Очень смешной, – Харли попыталась улыбнуться сквозь боль его железной хватки.
– Отлично, тогда давай подведем итоги, – он разжал руку, откинулся в кресле и принялся загибать пальцы. – Никаких воздушных поцелуев, никаких объятий, никаких нежностей, кроме как за плотно закрытыми и запертыми дверями. Мои шестерки меня боятся, так что тебе тоже следует выглядеть слегка испуганной, словно ты не представляешь, что я сделаю в следующую минуту. А ты действительно не представляешь. Ты мне не ровня: я всегда буду выше тебя, и ты будешь делать то, что тебе прикажут. Я что-нибудь забыл?
Харли открыла было рот, чтобы возразить, но он не дал ей сказать ни слова.
– Ах да, вот еще что: это мой кабинет. Здесь я веду свои дела. У нас с тобой никаких дел нет, – он стряхнул ее с колен так, что она едва не упала. – Поэтому прекрати досаждать мне своими дурацкими девчачьими проблемами! Убирайся отсюда и не появляйся, пока не позову!
Харли бросилась к двери.
– Пошла вон! Вон! – орал Джокер ей вслед.
В соседней комнате сидели его люди, те, что в «костюмах», и те, что «мусорные баки». Ее встретили смешками. Разумеется, они все слышали. Харли выпрямилась, поправила одежду и, надув губы, обвела их взглядом, притворившись, что готова разрыдаться.
Увы, играть на публику почти не пришлось.
– Ребятки, вы не сердите его сегодня, – пробормотала она. – Он что-то не в настроении.
И бегом бросилась в спальню, слыша за спиной громкий хохот. Не похоже, чтобы они так уж боялись шефа. Хотя, вполне возможно, смех просто скрывал нарастающий ужас. Ей вспомнилась самая страшная ночь в ее жизни: она тоже тогда расхохоталась.
Харли захлопнула дверь, заперла ее на ключ и ничком повалилась на кровать.
«Можете ржать, сколько угодно, ребята, но он на самом деле не в духе».
Харли надеялась, что любимый оценит ее готовность подыграть ему, но почему-то подозревала, что надежды тщетны.
* * *Когда Харли сжала в руках противень с шоколадным печеньем, она поняла, что видит сон. Во-первых, она никогда в жизни не пекла печенье, во-вторых, в их логове не нашлось бы столь роскошной белоснежной плиты с гигантской духовкой. У них и кухни-то не было! Тем более такой: залитой солнечным светом, льющимся из огромных окон с видом на тихую, пригородную улочку.
Харли посмотрела на себя. Черно-красное платье обтягивал безукоризненно белый передник в оборочках, на ногах красовались мягкие бордовые тапочки с пушистыми черными помпонами. Она выпрямилась и невольно улыбнулась, услышав, как тренькнули колокольчики. Джун Кливер пылесосила квартиру в жемчугах, так почему бы Харли не печь печенье в шапке с колокольчиками? Может быть, если прислушаться, она услышит смех за кадром, как в шоу Джун?
Вместо смешков до нее донеслись детские голоса. Маленькая девочка кричала и жаловалась на брата, который гонялся за ней по гостиной. Харли обернулась. На девочке оказалась миниатюрная версия ее собственного клоунского наряда, включая шапочку и колокольчики, а мальчик брызгал на нее чем-то из огромного искусственного цветка, прикрепленного к его рубашке.
– Папочка, папочка, он меня отравил! – кричала девочка.
Ее любимый нежился с
