– Она спрашивает, почему ты не смотришь на нее, – сказала Верити тихим отстраненным голосом.
– Эулалия? – тихо прошептала я, ощущая себя сумасшедшей.
Я попыталась представить, что сижу в крипте перед ее статуей. Что бы я тогда сказала?
– Я… я очень по тебе скучаю.
– Она тоже скучает.
– Ты можешь рассказать мне о той ночи, когда ты вышла к обрыву? Эдгар сказал, что вы планировали встретиться, но тебя поджидал кто-то другой.
Боковым зрением я заметила, как Верити медленно кивнула, глядя на меня огромными, полными ужаса глазами.
– Кто это был? Кто убил тебя?
Я ощутила легкое покалывание: Эулалия подошла поближе. В нос ударил острый запах, похожий на вонь тухлой рыбы после жаркого дня на рынке. Холодные руки схватили меня за плечи и потащили назад, я закусила нижнюю губу. Ногти Эулалии были покрыты жизнерадостным коралловым лаком, но сломаны и стесаны, два ногтя на раскисших от воды пальцах отсутствовали. Я крепко зажмурилась и заплакала.
– Ты! – взвизгнула Эулалия и с силой толкнула меня вперед.
Я ударилась головой о мраморные плиты. Придя в себя, я первым делом подумала, что нужно хватать Верити и бежать, но в комнате было пусто.
– Верити! – позвала я и чуть тише добавила: – Эулалия?
Из дальнего конца комнаты, у окон, послышался шорох юбок. Наверное, она спрятала Верити за занавесками. Эулалия всегда любила играть в прятки. Я сглотнула и приблизилась к тяжелым бархатным гардинам. Я не знала, что меня ждет, но мое воображение уже рисовало страшные картины. В комнату хлынул лунный свет, серебристый и почти осязаемо плотный. Дрожащими руками я отодвинула одну складку портьер, потом другую, третью – но моих сестер нигде не было.
Краем глаза я уловила какое-то движение. Бабочка размером примерно с мою ладонь приземлилась на оконное стекло, негромко шурша крылышками. Из складок портьер выползла еще одна и поползла вверх по шершавой поверхности ткани. Ее крылья украшали странные небольшие пятнышки, похожие на ощерившиеся черепа. Затем показалась третья бабочка. Четвертая. Я отпрянула от окна, и очередной мотылек опустился на мое плечо, неожиданно сильно вцепившись лапками в ночную рубашку. Попав в мои волосы, он запутался и начал метаться. Я провела пальцами по этому месту, чтобы помочь ему выбраться, и ощутила что-то мохнатое.
Я с отвращением стряхнула насекомое с волос, и оно упало на пол с громким глухим стуком.
Наклонившись, я с ужасом обнаружила самого большого мотылька, которого когда-либо видела. Он бил о пол потрепанными пыльными крыльями, пытаясь снова взлететь. Шесть сильных лапок извивались в бессильном гневе. Прямо над выпуклыми черными глазами насекомого располагались длинные мохнатые усики.
– Верити! – снова закричала я, но ответа не последовало.
Малышка словно исчезла, и я начинала догадываться, что ее никогда здесь не было. Я устало опустила голову, совершенно не понимая, что со мной происходит. Сверху спланировал еще один мотылек и приземлился рядом с первым. Я начала пятиться к двери и наступила еще на одного. Крылышки хрустнули под моим каблуком, и я в панике выбежала из комнаты, пока остальные не полетели за мной.
Набравшись смелости, я снова заглянула в галерею и увидела целое облако мотыльков – наверное, несколько сотен. Они сидели на статуях, картинах, камине – словом, повсюду. Я бросилась вверх по лестнице на четвертый этаж.
– Папа! Проснись! – закричала я и вбежала в его комнату.
По звукам, которые доносились из постели, – к счастью, полог балдахина был опущен – я с ужасом поняла, что отец не спит. Морелла, еще мгновение назад издававшая стоны удовольствия, сдавленно взвыла от досады.
– Вон отсюда, Аннали, – процедила она сквозь зубы.
– Но… – осеклась я.
Во мне боролись противоречивые чувства. На смену ужасу, который я только что испытала внизу, пришел жгучий, всепоглощающий стыд. Еще один громкий вздох. Зашуршали простыни, и из-за балдахина выглянул отец. Его лицо было красным от усилий, о которых я даже не могла подумать.
– Что случилось, детка?
– Я не могу найти Верити, а еще там мотыльки. Сотни мотыльков. По всей галерее.
Повисло неловкое молчание. Я изо всех сил старалась не думать о том, что происходило здесь до моего вторжения, но не могла стереть из памяти эти звуки. Папа откинул балдахин и потянулся за халатом, что-то пробормотав себе под нос. Под одеялом мелькнуло белое тело Мореллы, но в следующий миг он снова закрыл ее от посторонних глаз.
– Покажи, – сказал он, завязывая пояс.
Когда мы спустились на первый этаж, его лицо было ужасающе суровым. Я остановилась перед дверями галереи. Мне не хватало смелости снова войти в помещение, кишащее мохнатыми насекомыми.
– Аннали, немедленно объяснись.
Я осмелилась заглянуть внутрь. В галерее было пусто. Папа зажег несколько газовых ламп, пытаясь разглядеть хотя бы какие-то признаки нашествия мотыльков, но так ничего и не нашел.
– Ничего не понимаю, – сказала я, растерянно встряхнув занавески.
Может, они спрятались в складках?
– Они были здесь. Повсюду. Я наступила на одного прямо здесь.
Я подбежала к камину. Наверное, мотыльки вылетели через дымоход и осели на темных кирпичах, словно летучие мыши в пещере. Я посмотрела вверх, не сомневаясь, что вновь увижу огромные истлевшие крылья. Ничего. Отец выглянул в окно, залитое лунным светом. Я почти физически ощущала его гнев.
– Это не смешно, Аннали.
– Но папа, там правда…
– Я знаю, что вы, старшие девочки, не в восторге от моих отношений с Мореллой, но она – моя жена, и я не позволю больше прерывать наши ночи таким образом.
Я разинула рот от удивления. Неужели он действительно думал, что это злая шутка?
– Это не то, о чем ты подумал. Я даже не знала, что вы…
Я осеклась и покраснела. Никакое чувство вины не заставило бы меня закончить эту фразу.
– Иди спать, Аннали.
– Но Верити…
– Верити видит десятый сон в своей комнате. Разберемся, когда я вернусь из Васы.
Я открыла было рот, чтобы возразить, но он тут же остановил меня:
– Ни слова больше.
Стало очевидно, что отец больше не собирается меня слушать, и я уныло поплелась в сторону своей комнаты. Он же направился в сторону фойе, чтобы не видеться со мной лишний раз. Глядя ему вслед, я зажмурилась от боли.
Что это было? Сначала Верити и Эулалия, потом мотыльки… Я остановилась у подножия лестницы, развернулась и пошла обратно в галерею, не сомневаясь, что снова обнаружу там целое облако летающих чудовищ. Пусто. Я растерянно потерла виски. Меня не покидало ощущение, что я не в себе. Я никогда раньше не страдала лунатизмом, но в этот раз, возможно, впервые ходила во сне. Но почему тогда все это казалось таким реальным?
Перед смертью Элизабет тоже говорила, что видит странные вещи. Тени, которых не было. Страшные предзнаменования в чайных листьях. Как-то раз она целый вечер просидела взаперти в своей спальне, потому что увидела
