Ленор открыла рот, словно собиралась дать отрицательный ответ, но почему-то замялась. Затем она мотнула головой – один раз, другой, третий, – будто пыталась избавиться от морока. И тут она заговорила в первый раз после похорон Розалии и Лигейи.
– Я помню танцы, но…
Очередной раскат грома и несколько пронзительных воплей заставили ее остановиться.
– Иди. Я останусь здесь, обещаю.
Ленор развернулась и побежала по коридору вслед за младшими сестрами.
Молния сверкнула в опасной близости от окна, и я отпрянула, закрывая руками уши: за вспышкой последовал оглушительный грохот. В оконных рамах зазвенели стекла. А что, если молния попала в дом?
Сверху послышался леденящий душу вопль. В памяти всплыли воспоминания о маминых родах, но я почему-то думала, что Морелле еще рано рожать. Даже если близнецы были зачаты до свадьбы, о чем постоянно твердила Камилла, сейчас все равно шел только шестой месяц. Наверное. В любом случае было рано. Слишком рано.
Я мерила шагами комнату, словно зверь, загнанный в клетку. Истошные крики Мореллы становились все громче, разъедая мое сознание, словно смех Косамарас. Неужели близнецы тоже были частью сделки? Или Морелла? Скольким людям суждено умереть в этот день?
По дому прокатился долгий громкий вопль, и наступила зловещая тишина. За окнами бушевала буря, сверкали молнии и рокотал гром, но на четвертом этаже было тихо. Я осмелилась выйти в коридор и напрягла слух, чтобы услышать крик ребенка.
Тишина. И голос Камиллы:
– Аннали! Аннали, ты нужна нам прямо сейчас!
38
Ворвавшись в спальню, я ощутила резкий запах железа. Спутанные простыни напоминали кровавое месиво. Малыши родились.
Морелла откинулась на мягкие подушки в полубессознательном состоянии. На мгновение мне показалось, что она мертва, но потом я заметила, как вздымается ее грудь. Папа стоял на коленях рядом с кроватью, держа ее за руки, и шептал молитву.
– Что с малышами? – выпалила я, вдруг ощутив давящую тишину.
Камилла обернулась и показала мне сверток, укрытый одеялом. Я боялась, что она отшатнется от меня, как Онор и Мерси. По ее лицу струились слезы, и я поняла, что не ошиблась в расчетах. Роды начались раньше времени.
Камилла молча протянула мне малыша. Откинув запачканную кровью пеленку, я увидела красивое маленькое личико с закрытыми глазами, которым не суждено открыться. Это был мальчик. Единственный сын папы. Мертворожденный.
– Что случилось? – тихо спросила я. Второго ребенка нигде не было. Видимо, этот родился первым. Если в этот кошмарный день Морелле предстояло родить второго, ей срочно нужно было отдохнуть.
Камилла тревожно покосилась на кровать и поманила меня в коридор. Я не могла оставить брата – пусть даже такого маленького и мертвого, – поэтому взяла его с собой, поглаживая крошечную спинку в надежде на то, что он все-таки очнется.
– Она уже была в родах, когда мы пришли. По ее словам, схватки начались резко и сразу усилились. Утром, за завтраком, все было хорошо, но потом… Такое сильное кровотечение! Я не могла понять, нормально ли это. Но думаю, что нет. – Камилла запястьем смахнула прядь с лица. Я еще никогда не видела ее такой изможденной. – Она начала тужиться, и он появился вместе с потоком жидкости и крови. Папа поймал его и… он не закричал. Папа похлопал его по спине, но ничего не произошло. Я больше не могу. По крайней мере, одна. Я знаю, что ты не совсем в порядке, Аннали, но тебе нужно собраться. Мне нужна моя сестра, – закончила она, подавив всхлип.
– Ох, Камилла! – Я крепко обняла ее, не думая ни об ее окровавленной одежде, ни об обвинениях, ни о сделке. Когда она обняла меня в ответ, я испытала блаженное облегчение.
– Что происходит с нашей семьей? – Камилла уткнулась мне в плечо, и я с трудом различала ее слова. – О чем ты говорила внизу? Что еще за сделка?
– Кассиус…
Камилла отшатнулась от меня, и я замолчала, заметив в ее глазах тревожный блеск.
– Я думаю, кто-то в этом доме заключил сделку с одним из демонов – Вискарди. Сначала я подумала, что это мог быть папа, чтобы зачать близнецов. Потом заподозрила Стерланда. Но теперь я вообще ничего не понимаю.
– Это Кассиус тебе рассказал? – спросила Камилла. В ее голосе звучало сомнение, но не было злости.
Я усмехнулась горьким, как слишком крепко заваренный кофе, смехом.
– Он рассказал мне очень многое, но теперь я не знаю, что было на самом деле, а что нет. Вот сейчас, например. Мы правда стоим здесь и разговариваем? А что насчет него? – Я чуть приподняла малыша на плече. – Он правда мертв или это иллюзия?
– Иллюзия? – переспросила Камилла. – Я не понимаю, о чем ты. Конечно, он мертв. Прислушайся к его грудке: сердце не бьется. Послушай его легкие: в них никогда не было воздуха.
– А может быть, она хочет, чтобы нам так казалось.
Камилла раздраженно топнула ногой:
– Кто она? О ком ты говоришь?
– Косамарас, – ответила я, круговыми движениями поглаживая спинку нашего крошечного братика. – Она может заставить нас видеть все, что ей заблагорассудится. Например, капитанского сына, о котором никто никогда не слышал.
– Эх, Аннали, – с пониманием вздохнула Камилла, положив мне руку на плечо. – Но зачем ей было приходить в наш дом? Чем мы ее разозлили?
Я видела, что она хочет услышать меня, хочет поверить в мои слова, но не могла понять, что она чувствовала на самом деле: доверяла ли она тому, что я говорю, или ей просто было легче согласиться, чем думать, что ее сестра – убийца.
– Она служит Вискарди. И по условиям сделки она должна нас мучить.
Камилла посмотрела на меня усталым, обреченным взглядом:
– Верити умерла, да?
– Я не знаю.
Внезапно из глаз хлынули слезы и стало трудно дышать. Косамарас добралась до нее, и я никак не смогла это предотвратить. Я больше никогда не увижу ее задорную улыбку и веселые зеленые глаза.
– Думаю, да, – тихо добавила я.
Камилла всхлипнула и прикусила тыльную сторону своей ладони, чтобы не разрыдаться. Я снова обняла ее, и наш сводный братик оказался между нами.
Тут из комнаты Мореллы послышались жалобные стоны.
– Кажется, она просыпается. Как думаешь, второй близнец тоже родится сегодня?
Слишком много смертей на одну семью. Мы просто не можем потерять их.
– Пойдем узнаем.
* * *– Аннали, ты здесь! – Морелла радостно протянула руки и поманила меня к себе.
Папа бросил на Камиллу быстрый взгляд:
– Ты думаешь, это хорошая идея?
Немного подумав, она кивнула, и отец неохотно дал мне пройти.
– Как ты себя чувствуешь? Схватки продолжаются?
– Не такие сильные, как раньше.
Бледные – почти такого же цвета, как простыни, – губы Мореллы растрескались от криков и кровоточили.
В углу я заметила Ханну. Мне показалось, будто с нашей последней встречи она постарела лет на десять, и я снова удивилась тому, что все, кроме меня, помнили о смерти Фишера.
