Она стала старухой.
Шестьдесят?
Больше?
Не знаю, не могу различить, боюсь понять. Она вновь уменьшилась, ссохлась, превращаясь в хрупкую старушку, лишь глаза снова стали молодыми и полными восторга. Говорят, иногда рунные маги, слишком быстро сжигая своё время, начинают испытывать экстаз сродни наркотическому. Я раньше в это не верил, но сейчас, глядя в сияющие глаза, понял – это правда.
– Время не жалей два раза, но самое главное – не пожалей в третий раз, – сказала Лунная Дева.
– Время не жалеть два раза, но самое главное – не пожалеть в третий раз, – прошептал я, чтобы запомнить наверняка.
– Ошибись дважды, стоя в центре и идя по краю, чтобы не ошибиться в третий раз, – произнесла старуха.
– Ошибусь дважды, стоя в центре и идя по краю, не ошибусь в третий раз, – сказал я.
– Чтобы спасти – предай, чтобы найти – потеряй, чтобы убить – пощади, – прошептала Лунная Дева.
– Предам, чтобы спасти, потеряю, чтобы найти, пощажу, чтобы убить, – пообещал я.
– Прощай, Грисар, рунный маг, сын, муж и отец, – сказала Лунная Дева.
Глаза её закрылись – и она осела в подушки.
– Помогите! – закричал я, вскакивая. Ноги были, словно ватные, но руны больше не держали меня. – Помогите же, кто-нибудь!
Я наклонился над старушкой, прижался ухом к груди – снова плоской, как у ребёнка, ссохшейся, так ни разу и не накормившей дитя…
Сердце не билось.
– Помогите же! – прошептал я, не зная кому.
Дверь наружу не открылась. А вот по лестнице сверху, беззвучно и неторопливо, спустились трое.
Девочка чуть старше прежней Лунной Девы, тоже одетая в белый балахон. Женщина средних лет – в обычной горской одежде. И сгорбленная старуха в чёрном.
Они всё время были там?
Ждали, пока их маленькая подруга умирала?
– Что же вы наделали? – спросил я. – Зачем мне всё это?
Ответила старуха, не глядя на меня и с явной неохотой.
– Это было нужно.
– Она сожгла свою жизнь! – сказал я. – Она же совсем ребёнок! Сожгла ради трёх имён!
– Трёх имён, трёх мест, трёх советов, – поправила старуха. – Такова была цена. Мы не торгуемся с вечностью.
Женщина взяла тело из моих рук. Бережно, как собственное дитё, понесла наверх. Уже на лестнице я увидел, как в глазах её набухают слёзы, и всё понял. И тут женщина прошептала слово, от которого я вздрогнул. И воскликнул:
– Как ты назвала свою дочь?
Женщина приостановилась. Помолчала секунду.
– Сеннера.
Я даже не удивился.
– Я знал девочку по имени Сеннера. Это имя вашего народа?
Женщина покачала головой.
– Не имя? Просто слово? Что оно значит?
Женщина не ответила – продолжила подниматься, скрывшись из виду.
Девочка коснулась моей руки:
– Это не имя. Это значит всего лишь «девочка», – пояснила она. – Ещё так окликают пастушек в горах. Но она не пасла овец, она была Лунной Девой.
Я кивнул.
– Иди, – сказала девочка. – Теперь я – новая Лунная Дева. И я говорю тебе – иди. Сделай то, что ты должен сделать.
Я открыл дверь и вышел из святилища. Свет резал глаза до слёз. Все смотрели на меня.
Достал из кармана часы, подаренные Де Мейером – серебро, часовая и минутная стрелки, репетир, цепочка… И шлёпнул ими по стене святилища.
Глина под моими руками размягчилась – и часы утонули в ней наполовину.
Почему-то я понял, что в этот миг они навсегда перестали идти.
– Нам пора, – сказал я. – Танильмо, когда мы минуем перевал Хазрат?
– Завтра в полдень, – ответил землевед, помедлив.
– Хорошо, – сказал я. – Это очень хорошо, Танильмо.
Руна двадцать первая, Лагуз
Всё, что было со мной в святилище, я рассказал Мире перед сном. Про три имени, три места и три совета. Мира молчала, лёжа рядом в спальном мешке. Землеведы знали толк в походном снаряжении – холодная жёсткая земля не справилась с гагачьим пухом, нам было тепло и почти мягко.
– Акс Танри, – сказала Мира. – Не зря ты нашёл его амулет. И не зря Властелин так хотел его вернуть. В нём скрыта какая-то тайна; жаль, что мы его потеряли.
– Я помню руну наизусть, – ответил я. – Но я не понимаю, что в ней скрыто.
– Мирарек, – продолжала Мира. – Великая рунная волшебница Севера, она в одиночку работала с заклинаниями из пяти рун. Меня назвали в её честь.
– Правда? – удивился я. Полное имя Миры я не знал. – Так может речь не о ней, речь о тебе?
– Сомневаюсь, – спокойно возразила Мира. – С чего бы меня называть старым родовым именем, которое и мать-то редко произносила. И ещё вмешивать в имена других Героев? Да и Лунная Дева мне ничего такого не пророчила.
– Танри, Мирарек и Уинвард. Что общее, кроме их подвига? Уинвард мог быть их общим ребёнком? – предположил я.
– Такое предание сохранили бы, – сказала Мира. – Да и если бы даже был – что с того? А твой род – он не восходит к кому-то из них?
Я тихонько засмеялся.
– Мои родители лопнули бы от гордости, будь в семье хоть самый завалящий маг времён Великой войны… Нет, Мира. Увы.
– Три места, – сказала Мира. – Тут понятнее.
– Понятнее, – согласился я. – Ты, главное, не вмешивайся. Поняла?
Я положил руку ей на живот. Показалось мне, или он и впрямь заметно округлился?
– Не стану, – сказала Мира. – Давай спать, Грис. Про советы мы подумаем позже.
А что там было думать?
Один – так совсем был понятен.
Не жалеть времени.
Я закрыл глаза – и представил себе вьющуюся нить, тонкий фитиль во тьме. По фитилю бежал крошечный лепесток пламени, перед ним фитиль был бел и чист, позади рассыпался чёрным пеплом.
Это я.
Это моя жизнь.
Это моё время.
Стоит лишь дунуть на огонёк, разжечь его – и он побежит быстрее. Сжигая отпущенный мне срок, превращая время в волшебство. Резкие линии рун наполнятся пламенем моей сгорающей жизни – и мир изменится.
Время – оно как сила, как здоровье, как пища, как деньги. Это всего лишь ресурс. И твоя воля, как ты его истратишь – ковыряясь с киркой на иссушенном поле, рубя мечом в сече, стоя за прилавком с весами… или творя волшебство.
Я не жалею времени.
– Что сеннера сказала тебе? – прошептал я.
– Се… – Мира запнулась. – Сеннера?
– Мать назвала Лунную Деву «сеннерой». Это значит «девочка» на их языке.
Мира помолчала. Потом шепнула мне на ухо.
– Она сказала доверять тебе. Она сказала: «Доверяй Грису, когда в тебе не останется ни капли веры».
– Она не говорит так просто, – поправил я, засыпая. – Должно быть ещё что-то.
И провалился в сон.
С самого утра все были как на иголках. Танильмо ничего не спрашивал, но мне казалось, что он всё понял и так. Землеведы и охранники собирались быстро и молча, тщательнее обычного проверяли упряжь и чистили оружие. Торговец с сыном смекнули, что дело неладное, коротко посовещались и подошли к Танильмо. Тот выслушал их, кивнул и отвернулся.
Торговец с сыном поехали узкой тропкой, уходящей в сторону. Наши пути разошлись.
Во мне не было к ним зла. Они шли своим путём и не обязаны были сражаться и умирать на чужой войне.
На завтрак сегодня был только горячий шоколад – пряный, густой, дающий быструю силу и ясное сознание, но не отяжеляющий тело. Я выпил полную кружку, грея о неё
