Когда они зашли в палату, Степанида Филиппова с безучастным видом сидела на кровати, обхватив ноги руками, и от всей этой позы чувствовалась такая безысходность, что даже ко всему привычному Будищеву стало не по себе. А Семён тот просто кинулся к девушке и едва не плача спросил:
— Стеша, ты меня узнаешь?
— Сёма, — еле слышно прошептала она в ответ.
— Дмитрий Николаевич, она меня узнала! — радостно закричал в ответ парень, обернувшись к своему наставнику.
— Уже хорошо, — буркнул тот, внимательно разглядывая обстановку.
— Стешенька, родная, как хорошо, что тебе лучше, — радостно продолжал мальчишка.
— Не шуми, малец, — одернул его, сопровождавший их санитар. — Не положено тут кричать. Больные — они от крика могут и испугаться или ещё чего.
— Что, бывали случаи?
— Так ить сумасшедшие, — пожал плечами медработник.
— Чего-то она совсем осунулась, — обеспокоенно заметил Будищев.
— Известное дело, харч не как у родной маменьки, — не стал спорить санитар.
— Как она себя ведет?
— Это вы господина доктора спросите.
— А я у тебя спрашиваю!
— Да все больше тихо.
— А что, есть и буйные?
— Есть, как не быть. Давеча соседку её в смирительную рубаху запеленали, да водой отливали холодной. Для того, значит, чтобы в чувство привесть.
— Охренеть!
— А куды деваться? Ладно, вы если желаете, побудьте тута, а у меня дел по горло.
— Подожди, любезный, а нельзя ли чаю горячего организовать?
— Отчего же нельзя, пожалуйте пятачок, так я мигом! Вы не подумайте чего, это не мне одному.
— Держи.
— Сей секунд!
— Ну что Сёма, — вздохнул Дмитрий. — Доставай гостинцы. Надеюсь, не все слопал, пока меня ждал?
— Грех вам такое говорить! — даже обиделся мальчишка. — Нешто я совсем без понятия?
— Ладно-ладно! — одними глазами улыбнулся в ответ Будищев.
— Стешенька, возьми конфетку, она сладкая, — протянул лакомство девушке Сёмка.
Но та лишь сильнее сжала руки на коленях, так что побелели пальцы, и не тронулась с места. Парень, сгорая от жалости, попытался вложить ей сладость в руку, но неожиданно вскрикнул и отшатнулся.
— Ой! Что это?
Дмитрий удивленно посмотрел туда, куда показывал Семен и едва не выругался. На теле девушки сквозь ворот на грубой рубашке был отчетливо виден синяк.
— А вот и чай поспел, — прогудел вернувшийся в палату санитар, устанавливая на стол чайник и пару чашек. — Извольте, господа…
— Послушай, человече, — почти ласково спросил его Будищев, — а что это за отметина у вашей пациентки?
— Дык, всяко бывает, — развел тот руками, но затем, очевидно, что-то поняв по взгляду бывшего унтера, сразу стал серьезным. — Вот что я скажу вам — господин хороший. Уж коли вы за девицу эту печётесь, так и заберите отсюдова от греха!
— От какого греха?
— От того самого, покуда ничего ещё не приключилось!
— Ты что хочешь этим сказать?
— Ничего я говорить не хочу, и так уже много языком натрепал, а мне тут ещё служить!
— Заберите меня, — так же тихо прошептала девушка и зарылась лицом в колени.
— Твою дивизию, — сокрушенно покачал головой Будищев. — Хотелось, как лучше, а получилось, как всегда!
— Что делать-то будем? — тихо спросил Сёмка.
— Чай пока пейте, — отозвался наставник. — А меня пока этот добрый человек к главврачу проводит.
— Нету их сегодни.
— А тот хмырь, что разрешил нам посещение?
— Так-то дежурный сегодняшний, Их Благородие Вернер Петр Карлович.
— Ну что ты будешь делать, куда не плюнь, то благородие или превосходительство. Некого и на хрен послать!
— Это верно, — ухмльнулся санитар. — Чего же не проводить, провожу. Только вы не очень-то шумите с ним, а то враз в соседней палате окажетесь. Тут всяких видали.
— Не знаю, про что ты говоришь, милейший, а я человек тихий и богобоязненный, — ответил ему Будищев и ловким движением достал из кармана рублевую ассигнацию. — Только найди себе дело, где-нибудь в дальнем конце вашего богоугодного заведения, пока я толковать с этим самым благородием буду.
— Это можно, — усмехнулся в бороду медработник.
Дверь в ординаторскую, или как-там называлось это помещение, отворилась с противным скрипом, и Дмитрий снова оказался перед Вернером. В первый раз он не стал его рассматривать, будучи занят своими мыслями, но теперь в глаза ему сразу бросились расширенные зрачки, вялые движения и не слишком чистый крахмальный воротничок дежурного эскулапа.
— Что вам угодно? — тусклым голосом с легким немецким акцентом спросил он у вошедшего.
— Мне угодно забрать отсюда Степаниду Филиппову. Извольте немедленно составить необходимые документы.
— На каком основании?
— А вы что записку Её Сиятельства невнимательно прочитали?
— Графиня Блудова, конечно, важная персона, но не врач, чтобы решать, кто нуждается в лечении, а кто нет. К тому же, насколько я помню, там не было ни слова о том, что вы можете забрать пациентку. Вам лишь разрешалось беспрепятственное посещение…
Дмитрий с сомнением посмотрел на чиновника в мундире медика. Первоначально, направляясь сюда, он рассчитывал припугнуть доктора именем тётушки, но, похожего, того сейчас было этим не пронять. Оставалось действовать силовыми методами, но последствия в случае неудачи могли быть катастрофическими.
Его размышления прервал осторожный стук в дверь, после чего она открылась, и в получившуюся щель просунулся невзрачный молодой человек с бегающими глазками.
— Позвольте, Пётр Карлович.
— Что вам ещё Сурмин? — недовольно отозвался Вернер.
— Да у меня тут деликатное дело-с, — заюлил тот, глядя на Будищева.
— Не смею более вас задерживать, — легко кивнул в сторону Дмитрия, правильно понявший посетителя врач. — И передайте Её Сиятельству, что если ей так угодно, то на ближайшем консилиуме мы рассмотрим возможность выписки, этой, как её…Степаниды Филипповой.
— Как, Филипповой? — переполошился вошедший. — Её совершенно нельзя выписывать! Она не в том состоянии…
— Замолчите Сурмин, — поморщился доктор. — Откуда вы можете это знать, ведь вы же не врач, а только фельдшер. Причем, не из лучших!
— На клубничку потянуло? — участливо спросил у молодого человека Будищев.
— Простите, я вас не понимаю, — пролепетал тот, пряча взгляд, но договорить не успел, поскольку кулак бывшего унтера выбил у него из легких весь воздух.
— Что вы себе позволяете? — на секунду вышел из состояния апатии Вернер, но тут же стих, с испугом глядя на наставленный на него револьвер.
— Господин доктор, — бесстрастным голосом заявил Дмитрий. — Извольте отдать мне документы Филипповой.
— Вы не сможете отсюда выйти, — попытался возразить тот. — По крайней мере, с ней.
— Может и так, — не стал спорить Будищев. — Но начнется разбирательство, в течение которого непременно всплывет, то, что этот ублюдок с крысиным лицом насилует пациенток, а вы его покрываете. Он, вероятнее всего, пойдет на каторгу, а вы, может, еще и выкрутитесь. Ну, а что в Туркестане тоже врачи нужны!
— Это правда? — вопросительно посмотрел на фельдшера Вернер.
— Не было ничего! — захрипел тот, пытаясь привстать с немытого пола. — Пётр Карлович, как на духу, не было у меня с ней ничего! Врёт она. Ей Богу, врёт! Ну, разве шутейно раз хлопнул по заду, а она кусаться, зараза!
— Какая мерзость! — скривился немец. — Но, всё равно, я не смогу выписать пациентку. Однако твёрдо обещаю,
