изобличил? Да никто! Ах, какой был замысел, да прахом пошёл!
Под рокот барабана выходит жена торговца Акайо. Делает круг по сцене.
Жена торговца (рыдает):
Помилосердствуйте! Простите! Знала я о коварстве мужа, помогала ему всеми силами, Хоть он и дурень, чурбан бестолковый, что ни задумает, всё собаке под хвост.Акайо (падает на колени, бьётся головой об пол):
Что ни задумаю, всё собаке под хвост!Жена торговца:
Притворялась, что он – бродяга, что удерживаю его силой и уговорами, хочу оставить и в лавке, и в постели. Оплатила похороны настоящего бродяги, желая явить миру своё добросердечие, уверить в истинности фуккацу.Акайо (бьётся головой об пол):
Явила миру своё добросердечие, уверила в истинности фуккацу. Верная, достойная супруга! Эх, а я-то сплоховал!Жена торговца:
Боги благословили наше преступление, вердикт был вынесен, муж стал бродягой, бродяга – мужем. Мой брат, промышляющий контрабандой…Сэки Осаму (в гневе):
Ваш брат – контрабандист? Как он посмел?!Жена торговца (падает ниц):
О, пощадите! Горе мне, горе! Сама того не желая, обвинила я брата! Мой брат, мой несчастный брат, которому грозит наказание, ужасная кара из-за бабьего языка, одолжил нам сотню серебряных монет. Он согласился обождать с выплатой, пока новый Акайо, новый муж мой в теле старого, не выяснит, куда старый спрятал деньги, приготовленные для выплаты. Мы сказали брату, что деньги пропали, и долг, и заработок за три месяца!Акайо (бьётся головой об пол):
«Куда же он спрятал их?» – сказали мы, имея в виду меня-былого. «О небеса, где они лежат? А может, он их проиграл?» Ладно, кивнул мой шурин, ладно, ищите хорошенько, а не найдёте, так заработайте!Жена торговца:
Он бы ждал, сколько надо, или даже простил бы нам долг, но тут явились эти негодяи, гнусные преступники…Сэки Осаму (громко):
Эй, негодяи! Эй, гнусные преступники!Сцена 4
Вбегает Куро-бодзу в цепях. Звон цепей сливается с рокотом барабана. Грим на лице Куро-бодзу символизирует кровоподтёки и ссадины, полученные им в ночной схватке.
Куро-бодзу:
О, мы негодяи!Хор (закрывая лица платками, как принято убандитов):
О, гнусные преступники! Мы – похитители чужого имущества, возмутители общественного спокойствия, позор наших отцов, слёзы матерей!Куро-бодзу:
Наводчик мой, Весёлый Пёс, ловкач, кому и боги завидуют, умер, но воскрес в теле торговца рыбой, шустрый пройдоха – в теле глупого толстяка. Я пришёл, говорю: «Молодец! Хорошо устроился, повезло тебе, Одним камнем убил двух птиц! Будешь торговать, мне – половина! С каждой рыбы – хвост да брюшко, с каждой монеты – середина да краешек!» А он сделал треугольные глаза, бормочет не пойми что, будто впервые меня видит!Акайо (горестно):
Так ведь впервые и видел! Лучше бы вовсе не видел! О, кара небес!Куро-бодзу:
Я пришёл, говорю: «Молодец! Крючья вбил, как мы условились? Крючья в дерево и в забор? Будем грабить чиновника, щипать ему перья, так с крючьями сподручней выйдет!» А он сделал круглые глаза, заикается, хоть и трезвый, притворяется пнём безмозглым, будто я ему – чужой человек!Акайо (горестно):
Так ведь чужой! Ну как есть чужой! Лучше бы вовсе не знакомились! О, гнев богов!Куро-бодзу (машет кулаком):
Вижу, говорить с ним, болваном, всё равно что читать су̀тру лошади! Толку с кошачий лоб! Отрезал дурню палец – не понимает, квадратные глаза делает. Рожу побил – не понимает, вовсе глаза заплыли, никакие стали. Явились в третий раз, стучим в ворота, тут нам и досталось на рисовые колобки.Сэки Осаму (хохочет):
От торговца? От Акайо, мастера кулачного боя? Рыбой вас бил, осьминогом? Икрой забрасывал с крыши? Акульим зубом ковырял?!Куро-бодзу:
Где тут икра, где акулий зуб? Стыд и позор нам, дважды и трижды позор! Лихо бьёт безликий, дрянь этакая, лупит, выкидыш кармы, всех без разбору, колотит честных разбойников! Но и мы не промах, головорезы мы, ночные демоны, есть кое-какое соображение.Сэки Осаму:
И что же вы сделали, демоны, как вывернулись, головорезы?Куро-бодзу:
Сбежали мы, оставили безликого с носом, с носом, которого он лишён, явились в лавку через день. Тут Весёлый Пёс и сознался про крючья. Воткнул, говорит, как условливались, идите, мол, на грабёж, подельнички. Я ему: «Так чегоВы читаете Повести о карме
