Когда они вернулись на плоскогорье с щедрым причастным, состоявшим из двух речных быков, новой повозки и всего того, о чем они только могли мечтать из богатого имущества покойного грешника, от сомнений Фу не осталось ничего, кроме пыли в их следах. Ей даже не пришлось перерезать грешное горло.
– Сколько еще таких деревень?
Фу подняла глаза от зубов-близняшек в просоленной ладони. Ей разрешили ехать в повозке с принцем, когда она практиковалась в зубных чарах, но до сих пор два сизариных клыка только и делали, что спорили в ее кулаке, как непослушные дети.
– Каких таких? – переспросила она.
Принц откинулся на бортик повозки и, почесывая у Блевотки за ушками, поглядывал на проплывающие мимо кипарисы, увитые плющом. Кошка не отходила от него все утро, разве что ради привлечения к себе внимания Тавина.
– Дружелюбных. Щедрых. Это все действие зуба?
– Нет. – Она прилегла на мешок с рисом и тут же взвилась, поймав большим пальцем занозу из грубо струганной доски. – Завет пометил грешника задолго до того, как мы воспользовались зубом. Похоже, деревня хотела от него избавиться. Этот скупердяй высосал из односельчан все богатства и почивал на них. Удача тут была ни при чем. Она просто вынудила их ждать и не зажигать маяк, пока мы не окажемся ближайшей стаей Ворон.
– Понятно. – Жасимир потянул за капюшон, скрывавший его хохолок.
Грянула походная песня Обожателя, перекрывшая громыхание повозки.
Фу вытянула занозу и пососала палец, поморщившись от соли, забившейся под ноготь.
– А чего на самом деле хочется узнать твоему высочеству?
– Я… пожалуй, мне непонятно, почему Вороны все еще тут, если дела так плохи. – Жасимир подбирал слова медленно и тщательно. – У вас нет дома. Я не понимаю, с чего вы остаетесь там, где вас не хотят.
Кулак сжался вокруг зуба чуть сильнее, чем требовалось, а мысли понеслись в голове, как вода с горячего утюга.
Это почти так же, как когда Жасимир назвал ее костокрадом, когда забыл обмотать рукоятку кинжала. Он не хотел никого обидеть. Для принца это было всего лишь недельным маскарадом, после которого он, в лучах славы, отправится парадом обратно в Думосу.
Однако урон от этого не становился меньше.
Рука Фу дрожала, когда она указала на дорогу.
– Это мой дом, братец. – Она показала на гряду холмов в северном направлении. – И это мой дом. – На тонкую полоску синего горизонта на юге. – И это мой дом. – Наконец, она обвела рукой Ворон, бредущих вокруг повозки под стихающую песню Обожателя. – Вот мой дом.
Деревянные колеса уже перемалывали дорожный песок, корябая возникшее между Фу и принцем молчание. Почувствовав, что снова может доверять голосу, Фу продолжила:
– Мы остаемся в Саборе, потому что это наш дом. Да, деревни к нам негостеприимны в отличие от грешников. Всякая душа, боящаяся чумы, спит спокойнее, зная, что мы придем, когда нас позовут. Ты спрашиваешь, почему мы остаемся? Потому что чума остается. Потому что кому-то нужно милосердие. И потому что это наш проклятый дом.
– Я не хотел обидеть… – начал принц.
– Ты вот уже два дня труп, и никому нет до этого дела, – перебила его Фу. – Почему ты не уезжаешь? Поинтересуйся в деревне, где горит чумной маяк, кого они хотят больше, Ворон или королей, и ты узнаешь, без кого из нас эта страна обойдется.
Повозка покачнулась, когда Тавин свесился через борт.
– Лекари нужны?
– Чего? – переспросила Фу, застигнутая врасплох, но не удивленная.
Сокол как будто чувствовал, когда гордость принца рискует оказаться уязвленной. Блевотка ощетинилась на Тавина, но успокоилась, когда тот почесал ей под подбородком.
– Так лекарь нужен? – повторил он, наигранно размахивая своим колдовским знаком. – Потому что похоже, что кого-то поджаривают на вертеле.
Щеки Жасимира потемнели.
– Мы тут… дискутируем.
– Разумеется. – Тавин уткнулся подбородком в предплечье. – Знаете, у вас сейчас совершенно одинаковые физиономии.
Фу не знала, каким он станет, когда его павлиньи чары ослабеют, однако в марканах сильна была кровь красавчиков. При свете дня он все еще походил на родственника принца, но больше – на Сокола, которого жизнь обглодала, как дворняга – кость. Он наклонил голову к Фу.
– Готов заплатить дорогой саборской монетой, чтобы посмотреть, как вы будете дискутировать, оказавшись снова во дворце. Вы полдвора разнесете в клочья.
Подлец бросил в их сторону нехороший взгляд.
– Только половину? – спросила Негодница с дороги.
Фу впервые не уловила в усмешке Тавина ни намека на подвох.
– Надеюсь, что вторая половина догадается удрать, спасаясь от верной гибели. Если нет, сами будут виноваты.
Фу не сдержалась и прыснула. На сей раз Подлец оказался не единственным, кто на нее посмотрел.
Она опустила голову. Уши ее горели.
Па, занимавший место кучера, откашлялся.
– Как продвигаются упражнения, Фу?
– Потихоньку, – ответила она, разжимая кулак.
Зубы оставили в ее ладони две вмятины. Негодница затянула очередную походную песню, строевой гимн в честь мертвого бога Перекрестные Очи.
– Лорд Сокол. – Па похлопал по скамье. – На два слова.
Тавин забрался к нему. Жасимир дулся, притворяясь спящим, однако Фу, не обращая на это ни малейшего внимания, сердито присматривалась к сизариным зубам. Разве она виновата, что никто раньше не угощал его правдой?
– Чем могу служить? – спросил Тавин, усаживаясь рядом с Па.
Когда Па ответил, громыхание телеги вынудило Фу напрячь слух.
– Расскажи-ка мне про Стервятников королевы.
Фу затаила дыхание.
Тавин устроился поудобнее, скамья скрипнула.
– Они идут по нашему следу?
– Что-то идет. – Па всплеснул поводьями. – Они не поймают нас, если только не мчат верхом на самих дьяволах, однако…
Когда, а не если. Теперь понятно, почему Па так смотрел на дорогу.
Фу украдкой глянула на принца Жасимира. Тот уже сменил поддельный сон на настоящий, глаза закрыты под лучами солнца, голова катается по бортику.
– Русана содержит на довольствии пять кожемагов, – тихо сообщил Тавин. – Четверо просто ищейки. Чертовски хорошие ищейки, но вы, я или Фу запросто с ними справимся.
– А пятый?
Тавин выдержал паузу.
– Греггур Клокшелом, – сказал он наконец. – Любимчик королевы. Самый здоровенный северянин, какого мне только доводилось видеть. Можно подумать, что его папаша был неравнодушен к мамонтам. Он делает надрезы на своем шлеме после каждой добытой цели: один, если цель жива, и два – если погибла.
– Клокшелом[2], – протянул Па. – Своеобразно.
– Он не лучший из кожемагов, не самый быстрый. Но встретиться с ним все равно что пройти двенадцать печей.
– Хмм… – Скамья заскрипела под весом Па. – А этот твой лорд в Чепароке, он надежный и честный, да?
– Что?
– Вы, ребята, верите, что он не подпортит ваши планы?
– Разумеется, – заявил Тавин чуть громче, чем следовало. Па промолчал, дав молчанию говорить за себя. Тавин понизил голос. – Губернаторы Крыла сотни лет были самыми стойкими союзниками короны. Кроме того, Чепарок расположен в самом крупном торговом заливе юга. Ни одна страна не станет торговать с теми, кто стоит на пороге
