– Понятно.
Последний раз Фу слышала, чтобы Па говорил таким тоном, вчера, когда журавлиная арбитрша сообщила, что дрова – это и есть их причастное.
– Все устроено, – сказал Тавин. Его слова обвивала натянутая проволока уверенности, такая, что, когда начнешь их вытягивать, пойдет кровь. – Он примет Жаса сразу же, как только мы доберемся до Чепарока, и тогда Клокшелому придется идти через губернатора. – Он встал. – Дайте мне знать, если Стервятники при близятся.
– Лады. – Па выждал, когда Тавин спрыгнет со скамьи, и тогда сел вполоборота. – Уловила все это, девочка?
– Да, Па, – ответила Фу спокойно, рассматривая оставшуюся позади дорогу. Повозка катила дальше.
– Тогда продолжай упражняться.
– Да, Па.
* * *– Вот гармония.
Фу постаралась запечатлеть это мгновение в памяти: розовый костер на фоне тьмы, холодная песчаная земля прижимается к ее скрещенным ногам, а главное – два зуба, гудящие на ладони.
– Гармония – это ключ, – сказал Па, одобрительно кивая. – Они не просыпаются одинаково, не горят одинаково, но будут гореть вместе, если ты установишь между ними равновесие.
Использование одного сизариного зуба всегда ощущалось так, будто наступаешь на неустойчивый булыжник: странное внезапное опрокидывание – и все прошло. Призыв к двум был совершенно другим. Теперь вокруг нее рекой разливалась удача, кулак обвивали вихри. После давнишнего выдергивания чудо-зуба завитки, похоже, расцветали и вокруг Па.
Ради эксперимента Фу мысленно потянула за один завиток. Он зажегся… затем, когда зубная гармония нарушилась, разлетелся брызгами. Обе искорки вспыхнули и умерли. Фу выругалась.
– Первый шаг самый трудный. Теперь вопрос только в практике. – Па посмеивался в бороду.
– Да я весь день практикуюсь, – пожаловалась она.
– Хочешь сделать передышку?
Фу оглянулась через плечо. Тавин стоял по другую сторону костра и протягивал ей руку.
– Если хочешь, могу научить тебя играть в двенадцать ракушек. – Он погрозил пальцем Жасимиру и Подлецу. – О, вы только посмотрите! Дважды за один день. Теперь у вас двоих одинаковые физиономии.
– Потому что ты одинаков всегда, – проворчал принц, проворчал настолько тихо, чтобы его услышали только Тавин да она.
Подлец оказался менее проницательным. Он провел большим пальцем по царапине на щеке и нахмурил лоб.
– Занимайся своими делами.
– А ты своими, – рыкнул на него Па. – Давай, Фу. Ты заслужила отдых.
Фу решила делать все, что раздражает принца. Она рывком встала на ноги и услышала ворчливое эхо Подлеца, прокатившееся по поляне.
– Если он не может радовать здесь своих женщин, это не означает, что ему должны быть рады наши.
Фу застыла, ярость опалила ее затылок, а лагерь стих. Взгляды всех Ворон были прикованы к ней.
Голос Па рассек поляну, как хлыстом:
– Давай-ка выражайся учтивым языком, парень, не то он тебе не понадобится вовсе.
– Я не хотел тебе неприятностей, – прошептал у нее за спиной Тавин. Она вздрогнула. Хреново, если покойная королева-Сокол не смогла как следует воспитать мальчишек. – Мы… мы можем забыть про игру.
Вопрос разрешился. Скорее Фу обуглится в погребальном костре, чем позволит Подлецу решать, с кем ей садиться играть в ракушки.
– Нужен целый набор игровых ракушек, да? – спросила она чуть громче, чем следовало. – Сумасброд, одолжишь свои?
Сумасброд швырнул кожаный мешочек через голову Обожателя и сопроводил этот жест нескромным подмигиванием. Фу стиснула зубы и направилась к свободному клочку песчаной земли, достаточно большому для нее и Тавина.
Он присел следом за ней, искоса поглядывая на Подлеца. Провел черту между ними.
– Игра довольно простая. Оба начинаем с шестью ракушками.
Фу передала ему половину мешочка. Тавин разбил свои ракушки на два ряда по три. Она последовала его примеру.
– Всего двенадцать раундов, – продолжал он. – В каждом раунде ты можешь либо забрать ракушку с моей стороны… – Он потянулся за ее ракушкой. Она по привычке перехватила его запястье. Он хохотнул. – Либо попытаться помешать мне взять твою, вот именно так. Как только дотронешься до ракушки, она твоя. Выигрывает тот, у кого после двенадцати раундов будет больше ракушек.
Она отпустила его и пожалела о вспышке ярости возле костра. Той, что целая дюжина обходит стороной.
– И это все?
– Это базовые правила. При дворе мы разыгрываем несколько других вариантов. – Он на мгновение замялся. – Но они более… сложные. Еще вопросы? – Она покачала головой. – Тогда на счет три. Раз, два, три.
Он потянулся к той же ракушке, что и до этого. Она загодя перехватила его руку.
– Молодец, – похвалил он и провел сбоку жирную метку. – Раунд два.
На этот раз она снова поймала его, потянувшегося к крайней ракушке.
– Новичкам везет, – фыркнул он, кривя рот и садясь обратно.
– Тебя легко читать, – ответила Фу.
Это было полуправдой. К этому моменту она отсортировала несколько справедливых наблюдений по поводу Сокола принца, хотя большинство было не глубже разделявшей их сейчас черты на песке. И все же одно было очевидно: она встречала святых пилигримов, которые прикладывали меньше усилий, чтобы добраться до могил своих мертвых богов, чем Тавин – чтобы ей понравиться.
Пора выяснить нелицеприятную правду.
– Раунд…
– Это неправильно, – прервала Фу. – То, что Подлец сказал про тебя.
«Про нас», – прошептал мерзкий голосок. Фу промолчала.
Тавин удивленно моргнул. Ей снова удалось застать его врасплох. Вопрос был в том, означает ли это, что Подлец не ошибся.
– Спасибо, – спокойно сказал Тавин. – Если тебя беспокоит, что я ему…
– Ему не стоило этого говорить, – сказала она, снова его прерывая. Чтобы расколоть Сокола, нужно ударить посильнее. – У нас еще два дня пути до Чепарока. Он будет продолжать трепаться о вещах, о которых не следует.
– А я буду продолжать его не замечать. – Тавин глянул через костер на принца, потом снова на нее. – Моя… старая королева, Жасиндра, любила поговорку Соколов: «Если злишься, ты уже проиграл».
Фу подумала, что покойной королеве это не слишком помогло. Она также решила держать свое мнение при себе. Вместо этого она спросила:
– Ты часто ее видел?
– Каждый день. – Голос Тавина чуть погрубел. – Она растила меня, как собственного сына, хотя… король Суримир делал все, чтобы Жас и я помнили, кто из нас принц. Но можно сказать, что королева и моя мать были близки.
Раньше он про свою мать не упоминал. Когда принц находился в пределах слышимости.
– Она вместе с придворными Соколами?
На его лицо легла тень.
– Нет, катается верхом на мамонтах в Мароваре.
Фу тихо присвистнула. Мамонтовых копейщиков явно ковали из самых твердых материалов. Только самые стойкие охраняли родовую твердыню Соколов, крепость, расположенную на северо-востоке, в Мароварских горах.
– Что ж, катание для генералмейстера – это настоящий праздник.
Тавин снова искренне улыбнулся.
– Хочешь узнать тайну?
– Валяй.
– Однажды мать сказала мне, что генералмейстер Драга хочет, чтобы ее оставили наедине с копьями, мамонтами, мужьями и женами. И она обрушит все двенадцать печей на любого, кто лишит ее этого. – Тавин перебрасывал ракушку из ладони в ладонь. – В ретроспективе, наверное, это способствует философскому принципу «не серчай».
Фу наморщила нос:
– Конечно, «не серчай» гораздо проще говорить, сидя на спине мамонта.
– Пожалуй, мамонт
