Колдовская метка

промолчал, утаив правду.

– Хотел спасти сестру от тяжёлой судьбы. Говорят, метка сжигает, опустошает человека. Разве я мог допустить подобное?

– Сложно тебе пришлось, – тихо произнесла Кими.

– Сначала я был на неё зол. Меня огорчило, что она не рассказала о своём даре. И на отца я тоже рассердился. – Стейнер вздохнул. – Но я смирился.

– И ты раздал детям пледы на корабле? – вновь спросила Энхтуйя.

Стейнер повернулся к Максиму.

– Гляжу, ты и вправду всё рассказал.

– Замахнувшись на Зоркого, ты показал пример, – пояснил мальчик. – За последний месяц наказаний за непослушание было больше, чем за прошлый год. Так говорят старшие послушники.

Стейнер не смог сдержать улыбку, когда представил армию угрюмых детей, осложняющих жизнь Зорким.

Ямалка сверлила его тяжёлым взглядом из-под хмурых бровей.

– Слушайте, – обратился к ней Стейнер. – Если вы хотите ударить меня, сделайте это быстрее. Ребро до сих пор болит, и второй такой трёпки я не переживу.

Однако она протянула юноше руку не со сжатым кулаком, а с открытой ладонью. Стейнер шагнул вперёд, сглотнул и уверенно ответил на рукопожатие, хотя его трясло от слабости.

– Враг Империи – мой друг, – заявила Кими. – Пусть ты и северянин.

Энхтуйя повернулась к Тифу.

– Его нужно больше кормить, а то одни кожа да кости.

Они сели и принялись готовить еду: разрезали яблоки и груши на тонкие ломтики, разделили на дольки редкий плод, который Ромола назвала мандарином. Стейнер был в восторге от вкуса фрукта; происходящее казалось сном.

– Что это было? – прошептал он рассказчице, когда та пришла наполнить кружку водой.

– Ямал ценит семью. К тому же Кими Энхтуйя тоже является младшей сестрой. Предполагаю, она бы всё отдала за такого брата, как ты.

– Рад тебя видеть, Ромола.

– Взаимно, – с улыбкой ответила она. – Тайга возлагает на тебя большие надежды.

– На что она надеется?

– Убраться отсюда.

– А как насчёт Сандры?

Ромола состроила гримасу.

– Да не беспокойся о ней. Она танцует под собственную дудку.

Стейнер оглядел новых друзей. За последний месяц он ни разу не чувствовал такой радости. Однако предчувствие шептало, что спокойствие продлится недолго.

17

Хьелльрунн

«Каждая из Обожжённых республик обладает своими культурой и нравом. Нордвластцы живут в нищете, зато славятся выносливостью и отменным юмором. Ваннерондцев считают подозрительными, и неспроста: поговаривают, озёра Ваннеронда населены русалками, а земли – детьми с колдовскими метками. Народ Дракефьёрда гордится отважными гражданами и верными бойцами, в то время как Свингеттевей, государство с холмистыми землями, изобилует извилистыми дорогами и сообразительными жителями. Получить прямой ответ или заключить честную сделку в этой части континента почти невозможно».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Никогда Хьелльрунн не любила мрачные стены кузницы и всегда предпочитала холодные солнечные лучи, что изредка пробивались сквозь небо Нордвласта. От изнуряющего пекла всё время хотелось пить; температура тела росла вместе с неясной тревогой. Кузница – пристанище брата и отца, где они делились дружеским молчанием, пока ковали металл. Её уделом были одиночество, редкие вопросы и неловкие паузы.

– Лишился наш дом тепла, Стейнер. Забрал ты его вместе с собой, – печалилась Хьелльрунн, надеясь, что ветра подхватят слова и унесут прямиком к брату через Призрачное море. – Вот как бы ты поступил со старухой, что живёт в хижине лесоруба?

Хьелль открыла дверь кухни и вышла на улицу с кувшином под мышкой. С северо-запада прибыл снег, величественно опускаясь на Циндерфел серым покровом.

– Доброе утро, – раздался безрадостный, настороженный голос.

За дюжину футов от кузницы, тепло укутанные от мороза, стояли Кристофин и её отец, Бьёрнер.

– Утро доброе, – отозвалась Хьелльрунн. – Я вышла за водой для отца. – Она подняла глиняный кувшин и обернулась на дверь.

– И мы к нему.

Девушка кивнула, не зная, что ответить. Поспешив к дверям, она постучала и подняла щеколду.

– Здравствуй, – поздоровался Марек, глядя через плечо. – Ты словно мысли прочитала. Работы столько было, что жажда извела.

Хьелль не ответила, стесняясь Кристофин и владельца таверны. Стоило отцу заметить посетителей, доброта на лице испарилась.

– Бьёрнер, – кивнул он, громко опустил молот и с хрустом размял пальцы.

– Марек. – Владелец таверны прочистил горло и улыбнулся, хотя Хьелльрунн подозревала, что улыбка его скоро погаснет.

– Что нужно? Гвозди? Сковорода? Нож? – вежливо спросил отец, но руку гостю не подал.

– Нет, не сегодня, – ответил Бьёрнер. – Я забежал на пару слов.

– С этим помочь могу. И, к счастью для тебя, они бесплатны.

Хьелльрунн подошла к отцу, передала кувшин и склонила голову, горя от любопытства. Бьёрнер поочерёдно одарил Марека, Кристофин и Хьелльрунн хмурым взглядом.

– Займись обедом, – велел кузнец дочери.

Хьелль открыла рот, чтобы возразить, но Марек крепко обнял её и уткнулся лицом в волосы.

– Слушай у двери, если того хочешь, – прошептал он.

– Поняла.

Хьелльрунн направилась к выходу, отметив, что Бьёрнер и Кристофин отступили от неё на шаг, как от заразной.

Дверь кузницы закрылась, и девушка принялась громко топать по снегу на месте, изображая отдаляющиеся шаги.

– Ушла, – громко заявил отец. – Выкладывай.

Хьелльрунн наклонилась ближе, прижав ухо к двери.

– Тут такое дело, Марек…

Удивительно, но Бьёрнер звучал неуверенно. Этот мужчина фамильярно общался со всем городом; он каждого видел пьяным. Этому прагматичному человеку хорошо были известны премудрости жизни.

– В ночь перед отъездом Стейнера…

– Перед тем как его забрали? – поправил отец.

– Да, конечно, забрали. Он ночевал в конюшне в задней части таверны.

– А я-то думал-гадал, где его ноги носили.

– Я нашел его утром. Видок у парня был тот ещё, а крепкий запах медовухи так и ударил мне в нос.

– Понятно, – ответил Марек. – Вот интересно, как медовуха попала из таверны в моего сына?

Хьелльрунн навострила уши, пытаясь вообразить лицо Кристофин.

– Дело в том… – Бьёрнер прочистил горло. – Люди теперь поговаривают, что у Кристофин тоже колдовская метка. И хотят, чтобы по возвращении имперцев она прошла Испытание.

– Чего ей бояться? Она же не меченая. Колдовство не заразно. Это тебе не чума.

– Я так им и сказал.

Хьелльрунн прижала ухо к двери. Она решила было, что не слышит разговор, да всё оказалось проще – между мужчинами повисла неловкая пауза.

– Чего тебе, Бьёрнер? – полюбопытствовал Марек.

Хьелль догадалась, что лицо владельца таверны сейчас наверняка суровее некуда.

– После всех событий… – начал Бьёрнер. – Все эти слухи о Хьелльрунн, а потом ещё и отъезд Стейнера…

– Не томи, – прикрикнул отец.

– Некоторые думают, что лучше вам уехать и открыть дело в Хельвике. У меня есть повозка и лошадь. Могу одолжить на переезд.

– Очень любезно с твоей стороны, – прорычал Марек, но Бьёрнер не уловил сарказм в голосе кузнеца.

– А может, вы захотите уехать дальше. Стейнвик – оживлённый город. А уж как люди хвалят Ваннеронд…

– Убирайся, – так тихо отрезал кузнец, что Хьелльрунн почти не расслышала слов через крепкую деревянную дверь. Когда же он повторил приказ, голос Марека звенел, словно удар молота.

Хьелльрунн замешкалась и была на полпути к кухне, когда Бьёрнер и Кристофин вышли из кузницы. Мужчина раскраснелся от негодования, а его дочь едва поспевала за ним со слезами на глазах.

– Не смей возвращаться, – добавил отец, встав в дверном проёме со