– Тяжело потерять Стейнера, – пробормотала она, намывая тарелки. – Но выяснить, что собственный отец – незнакомец…
Хьелльрунн выполняла привычные и скучные домашние дела, пока безрадостные мысли перескакивали с одной на другую. Вскоре девушка забралась на чердак и надолго погрузилась в размышления, стоя в темноте. Затем она опустилась на колени и принялась шарить руками среди вещей, которые хранила: щепка от гладкой коряги, дюжина чёрных перьев и кованая брошь. Она и не думала, что найдёт её, но неброский кусок металла всё же попал в грубые от мозолей руки.
– Ничего бы не случилось, не отстегнись ты с шали. – Она вздохнула и сжала пальцы вокруг броши. – И Стейнер остался бы жив.
* * *– Что мне делать?
Хьелльрунн села на старый ящик, испачканный морской солью, и глядела на скачущих по песку чаек. Они замахали крыльями, окружая Вернера, когда тот потащил из воды сеть с рыбой.
– Во-первых, не терять надежду, – ответил рыбак. Трудно было сказать, что именно избороздило морщинами его лицо: усталость или непогода, но он всё равно вымученно улыбнулся. – Стейнер справится с трудностями. Справится по-честному. За это его и любят. На Владибогдане наверняка оценят это качество.
– Госпожа Камалова сказала, что он умер.
Вернер кивнул.
– Кто она? Госпожа Камалова?
Незнакомцы редко заглядывали в Циндерфел, а приезжие – и того реже.
– Жутковатая старая крестьянка, которая поселилась в хижине лесоруба.
– И откуда ей это известно? – проворчал дядя. – Она была на Владибогдане? Или, может, письмо получила о гибели Стейнера? Что-то сомневаюсь. – Вернер отрубил голову камбалы и кинул чайкам. – Отправить письмо или получить – немалый подвиг для тех мест, – добавил он.
– Думаешь, он жив? – Хьелльрунн плотнее закуталась в шаль. – Без колдовской метки?
– Шанс велик, если носит башмаки, которые я передал. – Вернер нахмурился на чаек, которые боролись за рыбью голову. – Они не только детей с метками забирают. Когда-то на Владибогдан попало множество спригганов.
– Но зачем это Империи?
– Владибогдан – прекрасное, тихое место, чтобы держать людей вне поля зрения. Или избавляться от них. Там до сих пор живут спригганы, хотя большинство из них бежали на юг или в Ямал. Империя вынудила их покинуть дома и уйти в лес.
– Зачем ты мне о них рассказываешь?
– Суть в том, – вздохнул дядя, – что спригганы никогда не сдавались. Если гаснет надежды, то как жить дальше?
– Стейнер жив. Я это чувствую.
– Я не знаю и не могу знать. Но и госпожа Камалова тоже не знает.
– Ни жив, ни мёртв…
– Увы. Иногда жизнь – неопределённая штука, и ты ощутила это на собственной шкуре.
Хьелльрунн кивнула. Конечно, ничего сейчас не поменялось, но слова Вернера разожгли тот огонёк надежды, что погасила Камалова.
– И что ты предлагаешь делать? – спросила девушка, пряча руки под мышками, чтобы согреться.
– А чего бы хотел Стейнер?
– Он бы хотел, чтобы я научилась защищаться. И держалась от Империи подальше.
– Вероятно, в вашей дружбе с госпожой Камаловой есть толк. Ступай в лес. Там ты вне поля зрения горожан. Они меня даже в таверну теперь пускать не хотят.
– Прости.
– Ты не виновата. Эти подозрительные, озлобленные люди сами не понимают, о чём говорят. Береги себя и следи за Охранцами.
– Они не уехали?
– Если бы это было так, то я бы крепче спал.
Вернер взглянул на море и больше не обронил ни слова.
Хьелль кивнула. Ей стало легче. Если дядя считал, что Стейнер жив, то и она не станет опускать руки.
– Хьелльрунн?
Она повернулась к рыбаку, который чистил нож.
– Не сдавайся.
– Не буду. – Она улыбнулась.
* * *Хьелльрунн не желала покидать Вернера, но ей очень хотелось вернуться в тепло. Ноги увели её прочь от берега по мощёным извилистым улочкам Циндерфела. Хьелль решила, что на ужин приготовит тушёную говядину с морковью, брюквой, луком и картофелем. Она растопит сердце Марека, и в доме вновь воцарится мир. Они поужинают, как отец и дочь, а не равнодушные незнакомцы.
Она не хотела заглядывать в мясную лавку без Стейнера, но выбора не оставалось.
– У меня для тебя ничего нет, – заявил Хокон, поглаживая огромную бороду.
– Как? А всё это мясо? – Хьелль указала на куски говядины на прилавке.
– Это для «Тлеющего Знамени». Сегодня вечером у них большой пир. Покупай мясо в другом месте. – Мясник вытер грязную руку о фартук, а другой – схватил топорик.
– Это из-за Стейнера? – спросила девушка после того, как убедилась, что они одни, и покупатели не ждали ни у двери, ни на улице.
– Я сказал, покупай мясо в другой лавке, – повторил Хокон.
Хьелльрунн поняла, что он имел в виду не только сегодняшний день, а вообще.
Она взглянула на деньги в руке – тусклые монеты, которых всегда было слишком мало.
– Я лишь хочу приготовить рагу для отца. Он так… – Хьелль вздохнула. – С тех пор как Стейнера забрали, отец…
Но по выражению лица мясника стало понятно, что взывать к его душе бесполезно – если у него вообще есть душа…
– Мне говядины, пожалуйста, – раздался уверенный голос за плечом Хьелльрунн. Резкий акцент превращал вежливые слова в нетерпеливый приказ. Мясник сглотнул. На мгновение в его поросячьих глазках под вечно нахмуренными бровями мелькнул страх.
– Я…
– Госпожа Камалова, – поздоровалась Хьелльрунн.
Женщина кивнула в ответ. Она казалась выше, чем запомнилась. Спина была прямой, как весло, а глаза стали зоркими и тяжёлыми, как тёсаные камни.
Волнистые волосы прятались под платком, а от грязи на одежде не осталось и следа.
– Мне говядины, и желательно до того, как я окончательно состарюсь. Понимаешь меня?
– Я… – Хокон умолк, пойманный на собственной лжи.
Хьелльрунн горько улыбнулась мяснику, наслаждаясь его смущением.
– Ты глухой? Или просто глупый? – продолжила Камалова. – Мне написать на бумаге? Или ты и читать не умеешь?
– Умею, – ответил Хокон, приходя в себя. Хмурый взгляд вновь вернулся.
– Замечательно, ты не немой. Завысишь цену, и я вечером отужинаю твоим почками.
Пропала та госпожа Камалова, с которой Хьелль познакомилась в лесу. Исчезли сутулость, склонность погружаться в воспоминания и грёзы. Перед ними стояла властная женщина, которая явно знала, как отдавать приказы.
– Не стоит мне грубить, я просто…
– А я думаю, что стоит. Вы обманули девушку. Я права?
Мясник открыл рот, чтобы возразить, но виновато глянул на Хьелльрунн и промолчал.
– Он отказывается меня обслуживать, – заявила та, хотя признаться оказалось обидно.
– Сольминдренская империя погрязла в воровстве и трусости.
Глаза Хьелльрунн расширились, пока госпожа Камалова ругала мясника.
– Но я всё же надеялась, что в Циндерфеле дела обстоят лучше. И уж точно не думала встретить хамство от человека твоей должности.
– Забирайте. – Мясник почти швырнул ей завёрнутую в бумагу говядину. – Забирайте и уходите, я не люблю споры и шум.
Госпожа Камалова положила на прилавок полдюжины монет и взяла мясо.
– Да как ты смеешь? Я не принимаю подачки! Я что, похожа на нищую или воровку? У меня есть гордость!
Хьелльрунн последовала на улицу за Камаловой. Её поразило, что такой громила струсил перед женщиной.
– Можете не
