После завтрака, приготовленного солдатами, учения продолжались. И так до самого вечера. С наступлением следующего дня все повторилось. Солдаты отрабатывали удары прикладом и стволом (за неимением штыков), а командир и заместитель – фехтовальные приемы на тесаках.
Клеопин «натаскивал» своих подчиненных неделю, не меньше. Можно бы, разумеется и подольше. Тем более что нужно было только как следует закрепить те навыки, которые солдаты уже имели да немного нарастить мускулы юнкера. (Заодно – чего уж там греха таить – и самому штабс-капитану тренировка не повредила, особенно после крепости!) Но вот припасы у солдат подходили к концу, а деревенские жители в преддверии предстоящего сева начали почесываться и поеживаться. Можно бы, конечно, предложить им деньги, но, во-первых, наличных средств было немного – рубля два у Сумарокова с солдатами да пять (спасибо сослуживцам!) у самого командира. Деньги стоило поберечь. Ну, а во-вторых, когда-нибудь да нужно было уходить. Пару рублей пришлось все-таки пожертвовать на пополнение боеприпаса, приобретя у запасливых мужичков порох и свинец.
Однако уход из деревни пришлось отложить. И, как выяснилось, не зря штабс-капитан «натаскивал» свое воинство…
Сегодня «собачью» смену нес нижний чин Васильев. За неделю, проведенную вместе с Клеопиным, он лучше всех научился «чувствовать» время. У юнкера и Лукина получалось похуже.
– Ваше благородие, господин капитан, – чуть слышно сказал солдат, входя в избу. Николай, спавший «вполглаза», мгновенно проснулся: – Что стряслось?
– От крайнего дома крики слышны, – доложил часовой. – Баба орет так, как будто режут.
Штабс-капитан выскочил во двор и прислушался. Действительно, где-то кричала женщина. Вернувшись, он быстро скомандовал:
– Вз-вод! Подъем! Взять оружие и бегом во двор!
Через минуту уже все четверо напряженно прислушивались к крикам, определяя точное место. Определившись, командир приказал:
– Я иду первым. За мной – Лукин. Юнкер и Васильев, следуете за нами в пятидесяти шагах. Васильеву – вздуть фитиль. Без моей команды ничего не предпринимать. Если поднимаю руку – все останавливаются и ждут. Поднимаю второй раз – продолжаем движение. Вперед!
Все же на себя Клеопин надеялся больше, нежели на необстрелянных солдат и юного подпрапорщика. И, как оказалось, не зря. На подходе к окраине деревни увидел слабоватый отблеск или очень слабую вспышку. Присев, Николай поднял руку, давая команду остановиться, а сам вгляделся.
Под деревом стоял человек. В темноте было не разобрать одежды, но, судя по тому, что он курил трубку, прикрывая огонек ладонью, это был солдат! Причем опытный и, значит, опасный.
Возможно, нападавшие не предполагали наличие в деревне воинской команды (пусть и маленькой), а иначе первый удар пришелся бы именно на них. Часового тем не менее выставили, а тот, не ожидавший ничего плохого, решил закурить, но по привычке, неистребимой для понюхавшего пороха человека, огонек все же прикрывал. Будь сейчас на месте «кавказца» любой из его команды, то ничего бы не заметил!
Взяв пистолет за ствол, пригибаясь, а кое-где даже становясь на четвереньки, штабс-капитан начал осторожно подходить к часовому. Не совсем благородно, но именно так его охотники «скрадывали» когда-то нукеров Гамзата – часовой, как правило, смотрит на уровень головы, пропуская то, что ниже!
Приблизившись вплотную, Николай резко выбросил тело вперед, хватая часового за горло левой рукой, а правой, с пистолетом, нанес удар чуть выше уха, и караульный обмяк. Клеопин подхватил его на руки и осторожно, не позволяя телу удариться (чтобы не шуметь!), опустил на землю. К счастью, ружье, бывшее при караульном, не застучало.
«Ну-с, вот и еще один ствол. Трофей, как-никак. Жаль, не нашлось сабли – сгодилась бы юнкеру». Штабс-капитан поднял руку, сзывая своих.
Между тем, крики становились все громче, они уже раздавались не из одного дома, а из нескольких. Когда подбежали подчиненные, Клеопин бросил ружье Васильеву и кратко обрисовал план действий:
– Выходим на позицию, стреляем во всех, кто не наши, не деревенские. Потом в рукопашную. Сколько там человек, мы не знаем, поэтому – целиться точно. Никого не жалеть!
Бойцы кивнули. Кто там сейчас, сколько их – неважно, а нужно защищать крестьян, предоставившим им кров и еду. Николай, завидев, что Васильев отставляет свое «фитильное» ружье в сторону, примеряясь к трофейному, зашипел:
– Отставить! Вначале – выстрелишь из старого. Даже если не попадешь, то хоть паники наделаешь. А уж потом – пальнешь из этого.
Мародеров оказалось шестеро. Двое с оружием в руках держали в поле зрения мрачных мужиков и воющих баб, а четверо выносили из крестьянских домов все мало-мальски ценное: мешки с зерном и мукой, кадки с соленьями, немудреные пожитки, складывали добро на телегу.
– Взвод! – страшным голосом рявкнул штабс-капитан. – Беглым – огонь!
Эх, надо было мишени обговорить заранее, тогда и не было бы накладок. А так Васильев и юнкер выстрелили в одного и того же, потратив зря драгоценную пулю. Лукин тоже не промахнулся. Клеопин пока стрелять не стал, экономил пули.
Силы сравнялись – четверо против четверых, но оружие было только у одного из мародеров. Именно к нему и бросился командир, на ходу вытаскивая тесак.
Бандит успел вскинуть ружье, но нажать на спусковой крючок не успел – удар клинка вошел ему под ремешок кивера, прямо в кадык. Трое, оставшиеся в живых, побежали. Васильев, бросив «карамультук», ухватил трофейное ружье и выстрелил, попав точно в спину беглецу. Еще один споткнулся, упал и был пленен юнкером.
Последний из мародеров бегал чересчур хорошо. Еще чуть-чуть и у него был бы шанс спастись. Но, как говорят, «если бы»… Сбежать помешал тесак, запущенный умелой рукой офицера лейб-гвардии. Лезвие с противным хрустом впилось в тело беглеца, перерубив позвоночник.
Штабс-капитан был доволен – воинская команда выдержала свое первое испытание с честью. Возможно, они сегодня впервые убили человека, но рыдать или убиваться, как это иногда бывает, никто из солдат не стал.
Оставив тела убитых мародеров крестьянам, радостно разбирающим свое добро, «взвод» превратился в трофейную команду. К сожалению, пороха и пуль было немного, но зато каждый имел ружьё и тесак, и значит, боеспособность (как решил командир!) значительно выросла!
Из нападавших мародеров в живых осталось двое. Нужно решить, что с ними делать? Самое простое – это вывести в лес и расстрелять. Но можно и отпустить. Ну, а еще можно включить их в отряд…
Глава двенадцатая
Смоленская катастрофа
Май – июль 1826 года. Москва – Смоленск
В конце мая одна тысяча восемьсот двадцать шестого года Михаил Павлович, коронованный (наконец-то!) как император Михаил II, подписал Манифест о создании ополчения. Пока ставил свою подпись – скрипело перо, скрипело и на сердце. Ополчение – последняя мера, к коей прибегают, когда уже не хватает ни регулярных войск,
