Девочку Богдан вёл за руку. Или она его. Как взялась за указательный палец, когда выходили со стоянки, так и не отпускала с тех пор. Интересно, кстати. Впервые вот эту мерзкую щекотку вдоль спины он ощутил перед тем, как немыслимым образом увидел перед собой цели, которые после устранил с помощью винтовки Вороновой. И тогда он тоже держал девочку за руку.
«Это ты?» – послал он мысленный вопрос.
«Я, – незамедлительно последовал ответ. – Ты сейчас для меня как большая антенна, с которой я лучше ловлю сигналы Зоны, которые ты тоже можешь слышать. Но скоро я тебе буду не нужна. Ты – наш, и ты быстро учишься».
«Ваш – это как?»
Девочка не ответила. Богдан хотел было повторить вопрос, но ощутил волну неудовольствия, исходящую от маленькой собеседницы. Мол, большой дядя, а тупые вопросы задаешь. Ладно.
«А имя у тебя есть?»
На этот раз она отозвалась.
«Папа звал меня Надеждой».
«Надей?»
«Нет. Надеждой. Только так».
Странно было, конечно, так по-взрослому обращаться к маленькой девочке, но Богдан это принял без особых проблем. Как будто так и надо и иначе – никак. Когда ребенок рассуждает и ведет себя как взрослый, значит, и относиться к нему надо соответствующе без тупых предубеждений. Надежда так Надежда.
«А папу как звали?»
Вопрос Богдан послал, просто чтоб мысленный разговор поддержать, – и тут же одернул себя. Может, у девочки психологическая травма в связи с потерей родителей. Но подуманного не воротишь, тем более что ответ пришел почти сразу.
«Максим».
Богдан от неожиданности аж остановился.
Вновь взметнулись перед его внутренним взором воспоминания, которые он так старался загнать в недра своей памяти, – навек впечатавшиеся в нее картины прошлого, четкие, ясные настолько, словно произошедшее случилось только вчера.
«А… где он сейчас? И как ты вообще оказалась одна в Зоне?»
Внезапно Богдан почувствовал, что его мысли словно в непроницаемую стену ударились. И его палец Надежда отпустила. Вот, значит, как. Этот ребенок умеет открываться перед тем, кого сочтет достойным общения, но умеет и замкнуться полностью, когда собеседник начнет злоупотреблять доверием.
– Извини, – сказал Богдан. – Пожалуйста.
«Что значит “извини”?» – прозвучал в его голове холодно-непроницаемый голос, в котором сталкер уловил нотку любопытства.
«Ну, это значит, что я виноват и не хочу, чтобы ты на меня злилась».
«Ладно. Я тебя извинию».
Сколько же было в этом голосе детского высокомерия, которое со временем, скорее всего, вырастет в самомнение. Или же в чувство собственного достоинства. Это уж как получится.
«Правильно “извиняю”».
Она не ответила, просто взяла его снова за палец и потянула вперед – пойдем, мол, хватит уже меня жизни учить.
– Что это сейчас было? – раздался за спиной голос Протона.
– Ничего, – ответил Богдан. – Зону слушал.
– Но ты перед кем-то извинился.
– Тебе послышалось.
Протон не стал настаивать.
– И что тебе Зона сказала? – на полном серьезе спросил ученый.
– Что впереди у нас село Заполье, после которого начнется ад.
– В смысле?
– Увидишь, – буркнул Богдан.
Сейчас его больше интересовало село, из которого он в прошлый раз еле ноги унес. Войти-то вошел, а вот выйти оказалось непросто. Вон они, уже показались кривые крыши полуразвалившихся домов Заполья, куда идти снова ну очень не хочется.
Но надо.
Словно подслушав его мысли, Протон поинтересовался:
– А что, другой дороги нет? Обязательно надо идти через этот твой ад? Обойти его никак?
– Тут куда ни ткнись – везде ад, – вздохнул Богдан. – И, на мой взгляд, лучше идти через него знакомой дорогой.
– Может, ты и прав, – отозвался Протон. – Только что-то у меня плохое предчувствие…
– Оно у меня с тех пор, как наш БТР встал, не отъехав от кордона и полкилометра, – заметила Воронова. – И с тех пор не отпускает.
Но Богдан уже не слышал, о чем говорят его спутники. Сейчас он слушал себя, проверяя свои новые ощущения, словно осваивая только что приобретенный сложный прибор.
И они не предвещали ничего хорошего.
* * *– Куда мы так чешем, пахан? – поинтересовался Васька Шалый. – Базарят, что тут на каждом шагу эти… мамалии.
– Чего?
– Ну, слово такое прогнал один яйцеголовый из Института, который в Ораном самогоном затаривался. Хрень такая, в которую попал – и враз ласты склеил.
– Аномалии, – сплюнул Палач, более сведущий в научных терминах. – Тот яйцеголовый тебе в уши надул, а ты и повёлся. А я с Протоном про то конкретно тёр, потому как интересуюсь Зоной. Протон не фуфлыжник, он конкретно в теме. Типа, аномалии тут, конечно, присутствуют, но если зенками не хлопать и жалом не торговать, то нарваться на них можно только дуриком. Они себя обозначают. Где трава примята, где земля вдавлена, где еще что. Вон вишь типа ветерок крутится на одном месте, пыль гоняет? Значит, не надо туда соваться, лучше обойти.
Васька хмыкнул.
– Пахан, не прими в ущерб, но по ходу ты реально гонишь. Чё с того ветерка будет?
Вынув из кармана патрон, бандит бросил его в мини-смерч. И тут же присел. Завихрение воздуха моментально окрасилось белым огнем, из которого расплавленной каплей вылетела пуля, едва не вонзившаяся Шалому в глаз.
– Твою ж душу через коромысло! – выдохнул Васька. – Это чё?
– Через плечо и на охоту, – буркнул Палач, сам изрядно офигевший от увиденного. – Вкурил, пацан, что такое аномалии?
– Ага, – захлопал глазами Васька. – Пахан, я по ходу это, берега попутал малость, не обессудь.
– Проехали, – сказал Палач. – Короче, кандёхай за мной и не отсвечивай.
– А ты это, точняк те мамалии… то есть аномалии выпасешь? А то чёт стрёмно теперь как-то…
Палач усмехнулся.
– Не кипешуй, коллега. Я в свое время годную науку прошел насчет того, чтоб под ноги себе зырить и в дерьмо не вляпаться.
Чутье у бывшего наемника и вправду было волчьим, что не раз помогало ему и в горячих точках, и на криминальной стезе. Притом и следопытом он был отменным, потому к селу Заполье они с Васькой подошли еще до того, как ночная тьма спустилась на Зону.
– Здесь и заночуем, – сказал Палач, когда впереди показались очертания крайних домов. – А поутру эту шелупонь здесь встретим как следует.
– Ну, ты стратег, – покачал головой Шалый. – Сто пудов уверен, что они сюда колеса прикатят?
– Куда им деться? – отозвался Палач. – По ходу, они к центру Зоны ломятся, а туда кратчайший путь – только эта бетонка. По ней они и приплывут с утра пораньше прямо к нам в руки.
– Годная тема, – улыбнулся Васька. – А то я уже конкретно задолбался по этой чертовой Зоне шастать, будь она проклята.
– Помело придержи, – нахмурился Палач. – Есть примета не хаять то место, где кантуешься.
– Ладно, ладно, заткнулся я, – примирительно поднял руки Васька. – Ну чо, тогда в крайней хате кости кинем? Козьрьки в ней как раз на бетонку выходят, из них и положим клиентов.
Окна неплохо сохранившегося крайнего дома и правда смотрели на
