Привыкая к свету, я оглядел большое помещение и помчался к Кире, как только его заметил. Мне было наплевать, что тут присутствуют другие полицейские или спецназовцы. Я даже не думал об этом.
Кира сидел на полу, вытянув ноги и сложив руки на груди. Я практически смял его. Обнял и прижал к себе, не забывая про левую руку. Она, очевидно, была сломана — след от удара чуть выше запястья начал синеть. Кира навалился на меня с облегчением и усталостью.
Я держал его. Просто держал в руках, впитывая ощущение знакомого тела, тепла его кожи. Я целовал его в шею, в висок, повторяя, что он в порядке. Кира был в порядке. Со мной. В безопасности.
Я держал в ладонях его избитое, окровавленное и прекрасное лицо. Медленно отклеил скотч от его рта, и Кира рвано и глубоко задышал. Я касался губами его лица, волос, заверяя, что всё закончилось.
Сел на пол и притянул Киру на колени.
Я не хотел его отпускать. Оглянувшись, я увидел парней, сидящих в таких же позах.
Они тоже шептали, обнимали, утешали. Я понимал, что они видели, как я держал и целовал Киру. Слышали признания в любви.
После многих лет пряток и попыток удержать жизнь в секрете, я просто перестал переживать. Теперь было ясно, что по-настоящему имеет значение. Когда вся мишура отпала, я четко осознал, что важнее всего. Поэтому сжал Киру чуть крепче и поцеловал его в висок.
Дальнейшие события размылись.
Я увидел тела трёх мужчин. Помню, что разочаровался, узнав мёртвого Томича. Я хотел прикончить его собственными руками. При виде трупа я подумал, что это и вполовину не так удовлетворительно, как могло бы быть.
Место преступления наполнилось полицейскими и шумом. Люди работали вокруг, пока мы вчетвером прикрывали и укачивали наших любимых.
В больницу мы поехали в машине скорой помощи, с медиками, но всё происходило беззвучно, будто в замедленном действии. Я чувствовал себя тяжёлым и онемевшим.
Я не помнил разговоров. Не помнил даже, произносил ли что-то сам. Посмотрев на Митча, Курта и Тони в комнате ожидания, я не вспомнил, как сюда попал. Медсёстры и врачи беседовали со мной, но я не смог бы повторить ничего из сказанного.
Помню, что мне сказали подождать.
На этом я и сосредоточился. Сидел в приёмном покое и... ждал.
Я взглянул на мужчин, расположившихся рядом.
Ни один из нас не был похож на прежнего себя. Ни один не остался таким же, каким был несколько часов назад. Мы изменились навсегда.
Было уже начало второго ночи. Я уронил голову на стену позади и закрыл глаза всего на мгновение. А потом подскочил, когда Беркман с громким выдохом уселся рядом.
— Журналисты кругом, — произнёс он с презрением. — Какой-то долбанный цирк.
Вот так.
Как по щелчку, всё было кончено. Я вздохнул.
— Моя карьера подошла к концу. — Даже мне самому голос показался фальшивым.
Митч, явно не в настроении для загадок, устало моргнул и внимательно посмотрел на меня.
— Что ты имеешь в виду?
Я помотал головой.
— Не парься, — тихо и безразлично бросил я.
— Типа из-за всего этого гейства? — прямо спросил Курт.
Я приподнял брови.
— Гейства?
Беркман оглядел нас всех, потом сосредоточился на мне.
— Они не в курсе?
— Нет, мы не были в курсе, — ответил Тони.
Я встретился взглядом с шефом. Он сформулировал вопрос как-то странно.
— Вы знали?
— Да, — пожал он плечами. — Это же не ракетостроение. Ты упомянул, что Кира — из Японии.
Я кивнул.
— Кира — японское мужское имя, — легко пояснил Беркман.
Ой. Конечно. Я повёл плечом.
— Не думал, что кто-то догадается...
Митч посмотрел на меня и произнёс тихо:
— Почему ты не рассказал мне?
Курт, Тони и Беркман молчали, зная, что мы, как напарники, должны сами разобраться с проблемой.
— Ты должен был сказать.
— Я пытался, — честно ответил я.
— Последние несколько недель? Вот о чём ты хотел поговорить? — недоверчиво уточнил Митч. Я кивнул, и он рассмеялся без намёка на юмор.
— Что насчёт последних пары лет? Мы годами работаем вместе. — Он громко сглотнул. — А ты мне лгал.
— Я никогда не лгал, — возразил я, вскакивая на ноги. — Не говорил «она» или «её». Вы, парни, подразумевали, не я.
— Но ты ни разу и не исправил! — воскликнул Митч. — Хоть однажды я дал тебе повод усомниться, что не приму этого?
Я покачал головой и признал: — Нет.
Поднял глаза на Митча и ясно увидел, что проблема не в моей ориентации. А в честности. Митч выглядел так, словно прошёл через ад. Так и было. Для каждого из нас.
— Тогда почему? — проворчал он.
— Потому что я хороший полицейский, — ответил я. — Отличный, сильный, честный полицейский.
Напарник в замешательстве смотрел на меня. Я постарался объяснить.
— Как только журналисты узнают, — произнёс я, показывая на окно, — не будет иметь значения, что я сделаю, сколько наркокартелей посажу и сколько жизней спасу. Я буду всего лишь полицейским-геем.
— Ты это имел в виду под окончанием карьеры?
Прежде чем я успел что-то сказать, в комнату вошли два врача. Парни встали рядом со мной.
— Как они?
— Джентльмены, — поприветствовал первый доктор. — Женщины потрясены и находятся в шоковом состоянии, что неудивительно после такого события. Но физически они в полном порядке. Мы дадим им успокоительное, и через пол часа они смогут отправиться домой.
Каждый из нас задышал легче.
— Во всех отчётах речь об одном и том же, — вмешался второй врач. — Если бы не мистер Франко, история сложилась бы совсем иначе. Согласно словам всех трёх девушек, мистер Франко держался между ними и преступниками.
Я практически боялся спрашивать.
— Он в порядке?
Первый доктор взглянул на меня словно бы извиняясь.
— Его очень сильно избили. Левая рука серьёзно повреждена и нуждается в операции. Сломаны рёбра, множество ссадин, а порез над глазом потребовал швов. Мы сделали несколько рентгенов и сканирование — нет трещин в черепе или каких-то внутренних повреждений...
Я порывисто вдохнул.
— Можно его увидеть?
Меня провели по коридору. Перед дверью врач остановился и мягко произнёс:
— Мы дали ему снотворное.
Я застыл, неспособный пошевелиться. Страх приковал мои ноги к полу. К плечу прикоснулась ладонь, и голос Митча заверил, что всё в порядке.
На кровати я увидел неподвижного и очень тихого Киру. Глаза горели, но я велел себе не реветь. Он был таким надломленным, таким уязвимым.
Мои ноги словно налились свинцом, но каким-то образом я прошёл мимо аппаратов к дальнему краю кровати.
Киру умыли. Засохшую кровь сменили бинты, синяки и немного гипса. Я боялся прикоснуться.
Наклонившись ниже, я поцеловал его в разбитые, припухшие губы. Я знал, что
