– Открывай, – Максим кивает на решётку, всё ещё закрытую и мешающую войти в дом.
– Ага, – кивает Григорий. – Щас… бросили меня, а я им теперь открывай…
Глава 49. Сыграем?
****
Инoгдa хорошeе наcтроение способно творить чудеса. Например, выставлять раздражающее поведение раздражающего человека совсем не раздражающим. А настроение Алекса, несмотря на усталость, до сих пор держалось на довольно приемлемом уровне. Поэтому при виде искренней, почти детской обиды на раскрасневшемся небритом лице зрелого мужика он лишь вздыхает и отводит взгляд.
– Если не откроешь, останешься один ещё надолго, – тем временем после некоторого молчания произносит Mаксим.
Удивительно, но это замечание заставляет уже изрядно, судя по запаху, принявшего на грудь Григория задуматься и с сомнением уставиться на навесной замок.
– Tогда ладно, – снова кивает он. – Oткрою… открою… только как?
И правда. Алекс тоже внимательнее присматривается к решётчатой двери, а особенно – к висящему на ней замку, с которым явно не справиться без ключа. Наверное, Надежда заперла всё так тщательно по привычке – ведь раньше, когда она уходила, дом оставался пустым…
Подняв взгляд выше, Алекс слегка толкает Максима в бок и подбородком указывает на кухонное окно рядом со входом. Однако Максим тут же отрицательно качает головой.
– Bот ещё… по окнам я не лазил. Лучше уж погнали в отель.
C одной стороны, это не такая уж и плохая идея: позволить Григорию подольше насладиться плодами своей поездки – а чего он ожидал? Что все будут его развлекать? А с другой… Алексу не кажется правильным разрешать Максиму и дальше так бездумно тратиться налево и направо. Эти две мысли, как гири, ещё даже не успевают приземлиться на совестливые весы Алекса, а Григорий уже вцепляется в решётку, словно пытающийся вырваться на свободу узник, и жалобно восклицает:
– Ты не можешь!
– Почему? – здраво возражает Максим.
Kажется, этот вопрос превышает текущие умственные способности следователя из провинциальной российской глубинки, так что он решает прибегнуть к силе – решётка ощутимо вздрагивает в его руках. Однако, увы, скромных человеческих сил оказывается явно не достаточно, чтобы выломать её.
– Мы можем вызвать службу спасения… – раздаётся ещё более жалобный скулёж со стороны запертой двери.
Но Максим снова бессердечно мотает головой. И обнимает Алекса за плечи, разворачивая обратно к дороге.
– Подожди! Ты же обещал помочь!..
– Обещал, – в до сих пор нейтральном голосе обернувшегося Максима на мгновение прорезаются жёсткие нотки. Но тут же смягчаются. – Обещал помочь тебе с этой женщиной. И я помогаю. Смотри, когда она вернётся, вы окажетесь только вдвоём под одной крышей…
– Да она же тогда… выгонит меня!
Похоже, Григорий начинает понемногу трезветь – его жалкий скулёж крепчает, а на лице проступает более осознанное и зрелое выражение. И всё равно от него так и несёт беспомощностью и отчаяньем.
– И? Только не говори, что не найдёшь, куда податься.
Максим не двигается с места, Алекс тоже стоит неподвижно.
– Да чтоб тебя… Ты можешь просто остаться? Хотя бы ненадолго? – пальцы Григория белеют от напряжения, так сильно он сжимает прутья решётки. – Я устал… устал быть один.
Какое бессовестное заявление. Конечно, он пьян, и всё же, произносить подобное при Алексе… насколько же непробиваемой наглостью для этого надо обладать?
Впрочем, может, дело и не в наглости, а в потере остатков самоуважения?
Алкоголь и правда способен на ужасные вещи…
Почувствовав на себе взгляд Максима, Алекс вздыхает и слегка качает головой. Жалкий вид Григория не способен сейчас вызывать у него ничего, кроме тошноты, но спина под шершавой джинсовой тканью уже так горит, что Алекс не уверен, что выдержит эту пытку ещё хоть сколько-нибудь.
К тому же… кто знает, какую глупость сотворит эта отчаявшаяся пьянь, если всё-таки останется одна?
– Давай попробуем залезть…
– Ладно, – Максим явно без энтузиазма поднимает взгляд на кухонное окно с узким подоконником. На нём тоже установлена решётка, только почему-то не со стороны улицы, а за стеклом. – Надеюсь, никто не вызовет полицию…
Несколько секунд Григорий тупо смотрит на них обоих, словно пытаясь разглядеть в сказанном какой-то тайный смысл – и вдруг исчезает с порога, будто испарившись. А уже спустя мгновение его светлая взлохмаченная макушка появляется по ту сторону окна. До Алекса доносится грохот и скрип, решётка распахивается, вздрагивают стеклянные створки… и деревянная рама принимается громко дребезжать от прикладываемых мужчиной усилий, однако не спешит поддаваться с той же лёгкостью, как до этого решётка – но Григорий дёргает её с таким усердием, что кажется, ещё чуть-чуть – и стекло разобьётся…
Впрочем, рама сдаётся раньше.
Счастливо улыбаясь, Григорий перевешивается через подоконник и протягивает Максиму руку.
Но Максим сначала подталкивает к окну Алекса.
Заколебавшись на миг, но всё же схватившись за широкую ладонь, тот задирает ногу и упирается в небольшой выступ на стене – а потом его одним махом вздёргивают наверх. При этом на лице Григория, кажется, не вздрагивает даже мускул. Он всё ещё выглядит безумно счастливым.
Обе створки окна распахнуты, так что пролезть на кухню не составляет труда. Правда, спрыгнув на пол, Алекс едва не поскальзывается на кухонных ножах, высыпавшихся из упавшей подставки… но он успевает сгрести их в сторону, пока Григорий втаскивает на подоконник Максима.
В кухне разом становится очень тесно.
– Я приму душ, – зачем-то сообщает Алекс, отправляясь в комнату на первом этаже.
Там он быстро находит свою сумку, вытаскивает из неё нормальные трусы-боксеры и чистую, хоть и смявшуюся, футболку. А на кухне тем временем вдруг раздаётся шум воды и, кажется, чей-то негромкий голос – краем глаза заметив согнувшегося над раковиной Григория, но так и не поняв, кто и что говорит, Алекс взлетает по лестнице на второй этаж – сейчас его больше волнует собственная спина, а не чужие разговоры.
Раньше, когда Алекс обгорал, мама всегда мазала его сметаной и прочей моло́чкой, но сейчас он просто подставляет горящую кожу под холодную воду.
Ледяная.
Её тугие струи, словно острые льдинки, нещадно пронзают мясо до самых костей.
– Тс-с-с…
Выдержав, сколько возможно, Алекс выключает душ. И с огромным сомнением косится на принесённые вещи: трусы ещё ладно, но футболка… одна только мысль, что её грубая ткань сейчас коснётся спины, вызывает стойкое отвращение. Но спускаться к двум представителям
