Да, в трусах. А что? В такую жару ходить дома в штанах? Была бы тут Надежда, он бы ещё постеснялся, а так…
Если кому-то уж очень захочется – так и быть, Алекс разрешит полюбоваться на свои голые ляжки, тем более, что они у него не настолько тощие, как верхняя половина тела, так что особых комплексов не вызывают.
…хотя тот придурок – сын бывшего мэра – вроде нашёл их отвратительными.
Задумавшись, Алекс не сразу замечает, что в доме почему-то стоит тишина.
А вот и первый этаж… когда он ранее забегал в спальню за вещами, как-то не обратил внимания на изменения в обстановке, но сейчас первое, что бросается в глаза: небольшой круглый стол на коротких ножках, вытащенный на середину комнаты и украшенный несколькими красивыми бутылками из дутого стекла, вазочкой с вареньем и аккуратно нарезанными кусочками странного желтоватого хлеба. И за этим столом, друг напротив друга, сидят двое. Прямо на ковре, скрестив по-турецки ноги.
Так, хлеб и варенье, кажется, изъяты из запасов Надежды, а спиртное, судя по незакрытой до конца прозрачной дверце шкафа – вон из того поредевшего ряда бутылок…
– Кхм…
Бросив снятую в ванной одежду на край всё ещё застеленного дивана, Алекс поспешно ныряет под тонкое покрывало. И еле удерживается от жалобного вскрика – ибо плюхнуться с разбегу на спину оказывается не самым удачным решением.
– Спать?
Обернувшийся при его появлении Максим вяло покачивает в пальцах маленькую рюмку с золотистым содержимом.
– Угу.
– Хорошо.
– Эй, какой спать?! – вдруг вклинивается Григорий. – Давай к нам!
– Мне нельзя пить, – сжав зубы, довольно сдержанно отзывается Алекс из-под покрывала.
– Слабак! – тут же развязно хмыкает мужчина, встряхивая мокрыми светлыми волосами. – Ничего… мы тебе разведём! Один к десяти? К ста? К ты-
– Оставь его, – перебивает Максим Григория, и каждое его слово тяжело падает на пол. – Хочешь пить – пей, а других не доставай.
Алекс незаметно переводит дыхание и закрывает глаза, почти что наслаждаясь прохладой и мягкостью подушки, как вдруг Григорий снова подаёт голос. И это действительно неожиданно, ведь Максим только что весьма ясно высказал своё недовольство.
– Да что ты с ним носишься, как с ребёнком?! Или думаешь, мальцу нечего делать с нами за одним столом?
– Грэг!
– …брось… Я просто хочу посидеть и поболтать с вами обоими… что тут такого?
– А я говорю: прекрати. Или я выкину тебя на улицу.
– У тебя нет ключей…
– Через окно.
– Тц, – Алекс резко садится, вперивая свой самый тяжёлый взгляд в белобрысого мужика, привалившегося к стене с видом скучающего хиппи. – С вами хрен уснёшь.
Явно приняв его слова, как установку к действию, Максим тут же начинает вставать – правда с рукой в гипсе у него это не сразу получается, однако Григорий мгновенно оценивает угрозу, вжимает голову в плечи и напрягается, будто собираясь броситься наутёк… Но слезший с дивана Алекс уже плюхается на ковёр у стола. Как раз между этими двумя. И замечает, что среди бутылок притаилась ещё одна рюмка.
– Налейте и мне.
– Уверен?
Максим склоняет голову к плечу, всем видом словно говоря: «Ты только скажи, и я избавлюсь от этой занозы»… ну или Алексу так кажется.
– Ага.
Наливает ему Григорий. И при этом рука его довольно твёрдо держит бутылку из тёмно-синего матового стекла.
Подняв всего на одну треть наполненную рюмку, Алекс подносит её к губам, наклоняет, но не выливает содержимое в себя, а всего лишь касается горькой жидкости кончиком языка… хотя, чтобы захмелеть, ему хватает и запаха.
– Эй, подожди… раз мы все собрались… – покачнувшись, Григорий тянется к своей маленькой поясной сумке, брошенной у стены вместе с остальными вещами, и вытаскивает на белый свет металлическую фляжку бронзового оттенка. – Давайте сыграем?
– Во что? – послушно интересуется Максим, видя, что Алекс этого делать не собирается, а сам Григорий продолжает пьяно лыбиться, явно выжидая, когда же его спросят.
– В кости! Всё очень просто! – разжав кулак, мужчина демонстрирует два кубика, так же вытащенных из сумки. – Кто выбросит бо́льшую комбинацию – загадывает желание тому, кто выбросит ме́ньшую. Желанием может быть всё, что угодно. Но проигравший волен выбрать: выполнить его или отказаться и вместо этого выпить.
Речь Григория течёт предельно гладко, даже и не скажешь, что этот человек всего десять минут назад растекался по решётке и скулил, как брошенный пёс. Протрезвел? Или притворялся с самого начала? Но чего он хочет добиться? Напоить Алекса до отключки? Но Максим здесь, а значит – в этом нет никакого смысла.
– Тебе не кажется, что это нечестно? – снова подаёт голос Максим.
Он вроде бы не против этой идеи с игрой, но сомнения и подозрений в его взгляде по-прежнему больше, чем одобрения.
– Всё нормально! – Григорий ещё шире растягивает губы в ухмылке и встряхивает в воздухе фляжку. – Знаешь, что там?
– … – брови Максима тут же сходятся над переносицей. – Ты до сих таскаешь это с собой?
– Да ладно тебе! – махнув свободной рукой, Григорий переводит взгляд на Алекса. И во взгляде этом теплится почти отеческая доброта. – Во-первых, мы разбавим коньяк содержимым фляжки один к двум, а во-вторых, чтобы всё было честно, Александр, давай сделаем так: если ты пойдёшь в отказ, то выпьешь только один глоток вместо целой рюмки. Тогда не свалишься сразу, верно?
– А что в ней?
– Кое-что, от чего мужчинам становится очень тесно в штанах…
Ухмылка Григория уже больше похожа на оскал, Алексу даже видно его обнажившиеся дёсны. По вновь согревшейся и начавшей зудеть спине пробегают мурашки.
– Афродизиак?
– Именно! Никогда раньше не испытывал на себе его действие?
«Испытывал. И ты знаешь это, сукин сын!»
– Не зыркай так на меня, Александр. Я один тут рискую оказаться в проигрыше – в конце концов, вы-то сможете друг другу помочь с возникшей проблемой, а мне даже из дома не выйти!
– А то ты не справишься сам, – хмыкает Максим.
– Справлюсь. Но не стану этого делать. Одно дело – рукоблудить втихую, когда никто не знает, и совсем другое – отправляться в ванную под вашими пристальными взглядами…
Алексу не очень верится, что Григорию вообще знакомо чувство стыда… однако это может быть даже забавно – заставить его самого упиться своим возбудителем.
И всё же, остаётся другая проблема – какие желания он загадает? Ведь он