Почти перестав дышать, Алекс уже открывает рот, чтобы возразить, но услышав последнюю фразу, застывает. Внимательно наблюдающий за ним мужчина прищуривается и замолкает, словно всё ещё колеблясь, но в конце концов решительно договаривает:
– Вместо денег я готов предложить операцию в Германии. Так уж вышло, что у меня есть некоторые связи в одной из частных клиник Гамбурга.
Только теперь он оборачивается к маме.
– Чего именно вы от него хотите? – её голос звучит напряжённо, а губы стремительно окрашиваются в синий цвет.
Раньше, чем Алекс успевает осознать опасность, за спиной уже раздаётся стук каблуков и последовавший за ним хлопок двери.
– Мама, прошу тебя… не волнуйся.
– Это ведь как-то связано с тем делом? С магазином?!
Тёмная каёмка, словно след карандаша, очерчивает линию губ, кожа шеи натягивается… Не выдержав, Алекс падает на колени, ловит ладонь её здоровой руки и сжимает в пальцах, умоляюще глядя в глаза. Горло сдавило, уши заложило… видя, как медленно стекленеют серые радужки с расширенными зрачками, он перестаёт чувствовать пол под ногами.
И вдруг его отталкивают. Перед лицом мелькает резко пахнущий хлоркой халат. Надежда помогает подняться, но кости и мышцы Алекса словно наполнились воском. За белыми спинами не удаётся рассмотреть, что происходит. Но откуда-то проявившая каталка уже увозит маму, и голова наполняется грохотом колёс.
Но этот грохот скоро отрезается лязгом створок лифта.
Со всех сторон ещё доносится шум встревоженных голосов, но Алекс тупо смотрит на истёртый кожезам дивана. Он даже не замечает, как сжимаются кулаки. И только когда его вдруг хватают, заламывая руки – обнаруживает прямо перед собой широкое лицо с обвисшими складками морщин. Оно больше не улыбается. Оно кажется резиновой маской, из глазниц которой смотрят самые холодные на свете глаза.
– На вашем месте, Александр, я не стал бы медлить с решением.
– Чего именно вы от меня хотите?! Чтобы я отказался давать показания?.. Или чтобы наоборот, дал их и очернил себя?
Короткие слова слетают с губ без всякой силы. Злость и беспомощность застилают взгляд. Он готов снова упасть на колени и взмолиться, и он же готов сейчас вцепиться в это безжизненное лицо зубами.
– Вы сами знаете, что нужно сделать.
Вот и весь ответ. А Виталий Голова уже поднимается с боковинки дивана и направляется к выходу. И только когда бывший мэр оказывается за дверью, Алекса отпускают.
Он остаётся стоять на месте. Мимо проходят люди. Внезапно включается свет, похоже, что на улице уже прилично стемнело, а через мгновение Алекса обнимают за плечи, заставляют развернуться и опуститься на диван. Надежда садится рядом и одним движение вытаскивает что-то из кармана его пиджака.
Диктофон.
«Разве она не недолюбливает всякую технику?» – вяло проносится в голове, прежде чем мозг наконец соображает, что эта штука была с ним во время разговора с Виталием Головой.
Надежда отматывает запись назад и включает на воспроизведение. Потом вздыхает.
– Ну что? – оживает Алекс. – Мы сможем его как-то привлечь?
Женщина мотает головой.
– Почему?
– Во-первых, он не ответил на твою провокацию, поэтому этим никак не докажешь, что тебя пытаются заставить дать ложные показания. А статьи «О доведении до сердечного приступа» в нашем законодательстве нет. И даже если бы была, нам вряд ли бы удалось доказать причино-следственную связь, тем более, что чаще всего суды отказываются принимать аудиозаписи в качестве доказательств, ведь их достоверность нельзя проверить надлежащим образом… это во-вторых.
Она замолкает, и Алекс больше ни о чём не спрашивает. Только подтягивает к себе ближе белый пакет с книгами и кладёт в него выпавший из кармана матери черепаховый кошелёк.
За окном продолжает темнеть. Постепенно пространство вокруг заполняется людьми, и гул их голосов кажется чем-то вроде шума прибоя. Но ещё немного времени спустя этот шум начинает стихать. Наверное, потому что время посещений подходит к концу. Скоро в холле остаётся только двое. Однако никто не пытается их выгнать, когда узнаёт, что один из ждущих – сын только что попавшей в реанимацию женщины.
А Алекс каждый раз при появлении медсёстры или врача вздрагивает. Страшась услышать ужасную новость.
В конце концов, такое бывает… Люди умирают. И никакие врачи и оборудование не могут их спасти. Однако многое зависит от профессионализма этих врачей и качества этого оборудования.
«Больница в Германии?..»
Если бы Алекс не слышал о предложении Зотова-старшего, он вряд ли бы сейчас колебался. В конце концов, речь идёт о жизни матери, а ради неё он готов хоть сто раз соврать и признаться в чём угодно. Даже в том, что сам насадил себя на бутылку, а потом разбил все витрины в магазине – и всё это лишь для того, чтобы оболгать сына бывшего мэра и его друзей. Тем более, если мама будет уже далеко и не сможет услышать его признаний.
Однако, если её увезёт Зотов-старший…
Но она уже сказала «нет». Это немного странно, ведь когда Алекс умчался в Москву, мама сама позвонила отцу Максима, а значит – нельзя сказать, что она его ненавидит.
Продолжая размышлять, Алекс старается не думать о худшем, о том, что делать выбор не понадобится.
И конечно же, в его мыслях появляется Максим. Этот месяц выдался очень тяжёлым, и то, что сначала ужасало и потрясало до глубины души – сейчас уже не имеет значения. И пусть кому-то со стороны может показаться, что именно приезд Максима стал причиной свалившихся на Алекс неудач, но Николя ведь всё равно бы стал вором, да и Сергей скорее всего выбрал бы самого тихого и необщительного консультанта, чтобы было на кого свалить вину своего брата. И возможно, не будь отца Максима, не будь Надежды – у него бы это даже получилось.
Вдруг в раздумья врывается лязг остановившегося на этаже большого грузовой лифт – в отличии от пассажирского у лестницы, этот позволяет сразу попасть в холл между двумя отделениями. Едва завидев свет, Алекс бросается к выкатываемой каталке… и застывает на полпути, уставившись на расслабленное лицо матери. Кажется, она спит. Да, наверняка, просто спит…
– Как она? – раздаётся рядом женский голос.
Сопровождающий каталку медбрат оказывается тем самым, получившим днём взятку. Окинув Надежду опасливым взглядом, он неохотно отвечает:
– Раз вернули из реанимации, значит, состояние стабилизировалось.
– Или им нужно было свободное место, – тут же ворчливо добавляет пожилая женщина в голубоватом халате, придерживающая каталку с другой стороны.
Алекс вздрагивает.
