Взгляд приклеивается к виднеющимся на запястье Григория часам. Мужчина, словно заметив это, прячет руки за спину и в три неспешных шага подходит к Алексу.
– Вот что случается, когда связываешь не с теми людьми.
Негромко произнесённые слова – словно разряд тока. Алекс вздрагивает, поднимает голову… и снова окунается в тёплый и сочувствующий взгляд медовых глаз. Только на этот раз он вызывает раздражение.
– И вы туда же?
«На земле остался хоть кто-то, не пытающийся вмешаться в мои с Максимом отношения?!»
– Куда?.. – Григорий прищуривается. – Вот скажи мне, не будь ты знаком с Зотовым, решился бы отклонить компенсацию?.. Скорее всего, нет. Скорее всего, ты бы даже заявление не написал. И уж тем более не рискнул бы всем сообщать, какой именно характер имело совершённое над тобой насилие. Ведь даже женщинам сложно рассказать о подобном…
– Вы и о компенсации знаете? Под дверью подслушивали?
Ровные светлые брови приподнимаются в почти искреннем недоумении и даже возмущении.
– Конечно, нет.
Он стоит близко, очень близко. На самом деле Алекс сейчас не видит ничего, кроме гладкого лица этого человека, говорящего весьма разумные вещи, но не пытающегося подчеркнуть глупость Алекса или своё над ним превосходство. А может, это и не игра вовсе?
– Знаешь, на самом деле… чем раньше ты поймёшь, что человек, который стоит за тобой, не такой уж и всемогущий, тем быстрее разберёшься, как действительно будет лучше поступить в этой ситуации.
Алекс опускает взгляд. Носки его испачканных белых кроссовок остро контрастируют с матово поблескивающей кожей чёрных ботинок. И вдруг на макушку опускается рука. Она взъерошивает волосы, чуть соскальзывает к шее и словно массирует кожу головы. Напрягшись, Алекс перестаёт дышать.
– Что вы делаете?
– Ничего особенного. Просто ты сейчас очень похож на милого потерянного щеночка.
За спиной дверь, так что отступать некуда. Глубоко внутри Алекс чувствует, как сильно устал. Невидимые стержни, поддерживающие его решимость, скрипят и крошатся. Но это не значит, что он готов принять утешение от первого встречного.
Снова подняв голову, он твёрдо встречает взгляд светло-карих глаз.
– Это всё, о чём вы хотели со мной поговорить?
– Всё, – Григорий слабо улыбается и отступает на шаг, но при этом достаёт из внутреннего кармана портмоне, а из него визитку. – Ты можешь мне не верить, но я всё равно это скажу: я на твоей стороне. Конечно, не хотелось бы попасть в немилость к влиятельным людям, однако… если тебе вдруг понадобится помощь или даже просто совет – позвони мне. И не тяни слишком долго.
Алекс принимает визитку. После чего молча выходит в коридор. И совершенно неожиданно видит Надежду. Её обычно сколотые на затылке волнистые волосы распущены, руки сплетены под грудью, а отставленная в сторону нога в лакированной туфле раздражённо притоптывает. Когда Алекс выходит из кабинета, её внимательный взгляд ощупывает его лицо и одежду, и только потом женщина немного расслабляется. И всё же взгляд, скользнувший за спину Алекса, по-прежнему строг, а в голосе откуда-то появляется яд:
– Надеюсь, на моего клиента не было совершено никакого давления? И нам не придётся сегодня подавать ещё одно заявление?
– Ни в коем случае, – доносится из кабинета невозмутимо спокойный ответ. После чего дверь закрывается.
Похоже, этих двоих связывает какая-то история.
– Он гей? – без предисловий интересуется Алекс.
Но Надежда больше не удостаивает его даже взгляда, лишь молча отворачивается и направляется к лестнице. И Алексу остаётся только последовать за ней.
Глава 32. Держи себя в руках
****
Cпуcтя пoлчаса Алекс второй раз за этот день выxодит из машины перед шлагбаумом, запрещающем въезд на территорию больницы без разрешения. И поспешно направляется к главному входу, но Hадежда останавливает его:
– Пошли через приёмный покой.
Алекс смутно вспоминает, что когда скорая привезла его сюда неделю назад, там было стрёмное крыльцо с торца здания, а за ним небольшое помещение… а ещё узкие коридоры и холод вездесущего кафеля – на стенах, потолке и полу. В этот раз всё кажется намного светлее. Kонечно, их сразу останавливают, и даже когда адвокатша демонстрирует какой-то документ в кожаных корочках, медбрат с необычно толстой шеей, больше похожий на санитара психушки, снова отрицательно мотает головой. Tогда Надежда достаёт кошелёк.
Деньги оказываются убедительнее ксивы.
– В чём дело? – без особого интереса бросает Алекс, подходя к лифту. Возможно, он опять не получит ответ, но нервы и так на пределе, а упёртое молчание женщины никак на способствует их успокоению.
– Я частный адвокат, а значит, не могу вести расследование, – это первые слова, произнесённые Надеждой за последние полчаса. – Oн имеет полное право не пустить нас.
– С тем же успехом могли бы и через главный вход зайти…
– Там слишком много лишних глаз.
Лифт вздрагивает и начинает не спеша подниматься. Тросы громко скрипят, и внутренности Алекса с каждым этажом сжимаются всё сильней. Пытаясь скрыть волнение, он ещё раз спрашивает:
– Тот мужчина, Григорий, он ведь не натурал?
– А что, хочешь завести ещё одного любовника?
Даже не взглянув на него, Надежда продолжает стоять неестественно прямо, как натянутая до звона струна. Но яд, снова просочившийся в её голос, никак не задевает Алекса, скорее даже помогает немного отвлечься.
– Нет, просто интересно… та рыжуха, кажется, сразу возненавидела меня… Но не похоже, что её гомофобия распространяется и на этого Григория.
– Рыжуха? – Надежда поджимает губы и качает головой.
И вдруг хмыкает.
В этот момент лифт с лязгом останавливается, и от открывшихся створок шарахается женщина в длинном домашнем халате, запоздало пряча за спиной сигарету. На лестничной площадке стоит такой густой «туман», что глаза сразу начинают слезиться – Алекс задерживает дыхание и бросается ко входу в отделение. И всё же ему хватает выдержки, чтобы пропустить Надежду вперёд.
– Извините, вы не подскажите, в какой палате Антонина Астеньева?
– Приём посетителей с двенадцати до двух! – безапелляционно рявкает молоденькая девушка на посту, сердито уставившись на них.
Но когда в ход снова идёт ксива в кожаной обложке, медсестра оказывается сговорчивее медбрата.
– Так вы из полиции?.. – она тут же меняется в лице и зарывается в журнал. – Сейчас…Астеньева? Двенадцатая палата.
Алекс оборачивается, номер на двери за его спиной «615». Значит, где-то рядом… Большинство палат закрыты, в коридоре почти нет пациентов. Вернувшись немного назад, он останавливается напротив таблички «612». И именно в этот момент загнанный в самый дальний угол подсознания страх вырывается на свободу и сжимает сердце в стальном кулаке. И Алекс отчётливо осознаёт, что отныне этот страх останется с ним навсегда.
Он
