…И тут Василина закричала.
От ее крика вздрогнул Коля, и его палец прочертил неровную линию на муке. Задребезжал чешский хрусталь в немецком гарнитуре, лопнула лампочка под потолком. Гигантский светлячок, который освещал ее изнутри, вылетел на свободу, сделал круг по комнате и покинул то, что он считал юдолью скорби, через окно.
Анна подбежала к девочке и подхватила ее на руки.
– Что случилось? – спросила она.
И Василина, захлебываясь, начала говорить. Слова лились из нее нескончаемым потоком. Она перескакивала с одного на другое, с другого на пятое, с пятого на десятое и так далее, и так далее.
Она говорила, говорила, говорила, и Анна с трудом собирала все логические ниточки вместе, чтобы понять, о чем идет речь. Фотокамеры, вспышки, фотографии, платья, косметика, туфли на высоком каблуке, бусы, брокколи, диета, люди, люди, чужие люди кругом.
Смерть пришла к ней от человека с фотоаппаратом – невозможно было трактовать эти слова иначе. Фотоаппарат сам по себе вряд ли был причиной – ее не забили им и не задушили ремешком от него, но те люди, которые стали причиной смерти, – они держали в руках фотоаппарат. И это было совсем недавно. И это было где-то здесь. Рядом. В этом городе.
Песок, который сыпался из ее рта, был песком с залива. Анна узнавала эти мелкие вкрапления розового кварца, кремовые осколки ракушек и особый цвет балтийского песка – цвет прелой соломы, как у дешевого шампанского. А еще запах – этот песок пах солью, спиртом и бензином. Труп Василины лежал, надежно захороненный в одной из дюн. Но это же десятки квадратных миль! Как там найти маленькое изможденное тельце?
А впрочем, пусть живые сами ищут своих мертвецов.
* * *Человека с фотоаппаратом Анна заметила спустя неделю на детской площадке. Он прятался в маленьком полусгнившем домике и возился с камерой. Вокруг домика бегали дети. Человек искоса поглядывал на них и, просовывая объектив сквозь выломанные доски домика, поспешно делал кадры. Он явно не хотел, чтобы дети его заметили.
Выйдя из домика, он спрятал фотоаппарат в наплечный кофр и бодрым шагом отправился прочь. С его лица не сходила улыбка, будто он был невероятно доволен собой. Анна последовала за ним. Она слишком хорошо знала о таких людях, которые следят за детьми, фотографируют их, тщательно подбирая свою жертву, а потом эти дети пропадают бесследно, и их останки, залитые бетоном, находят в каком-нибудь гараже. А на стенах гаража – размытые пятна фотографий.
Мужчина шел очень быстро. Анна едва поспевала за ним. Неизвестно, заметил он слежку или нет, но он петлял, запутывая следы. Он проходил по дворам и переулкам, и Анна только спустя полчаса поняла – он шел на звук детского смеха. Несколько раз, услышав заливистый хохот, он сворачивал во двор и, поняв, что тот пуст, а хохот доносится из раскрытого окна, разочарованно возвращался обратно. Тогда Анна поспешно пряталась за тумбой или углом. Несколько раз они выходили к детским площадкам, в самую гущу жизни и смеха. Если на площадке было много родителей, мужчина держался в стороне, прятался за деревом, присаживался на корточки за лавкой, ложился на живот под кустами. И снова фотографировал.
Анна своим нарядом привлекала куда больше внимания, чем он. Юркий, незаметный, серый – похожий на смятый фантик от конфеты, – он сливался с землей, зеленью, воздухом – идеальный шпион, идеальный убийца…
Когда он по ошибке зашел в очередной пустынный колодец через грязную, пропахшую мочой и блевотиной подворотню, где под ногами перекатывались пустые бутылки, она решила действовать.
Не успел он развернуться, чтобы идти назад, как она неуклюже подхватила одну из бутылок и со всего размаху ударила его по голове. Бутылка с тихим хрустом лопнула, в ее руках осталось лишь обломанное горлышко. Мужчина, коротко всхлипнув, осел на землю.
* * *– Ну и дура! – шипел он спустя полчаса, прикладывая к голове влажную салфетку. – Можно же было спросить сначала.
– И что бы я спросила? – дерзко отвечала Анна. Ей было безумно стыдно, горели щеки и уши. – «Извините, вы случайно не маньяк-педофил?»
– Это хотя бы не так болезненно, как бутылкой по голове, – резонно возразил мужчина.
– А что я должна была подумать? Вы прячетесь, тайком фотографируете детей, не хотите, чтобы их родители вас заметили, – что я должна была подумать?!
– А на той неделе я фотографировал насекомых. Божьих коровок. И тоже прятался – не хотел, чтобы они меня заметили. Что бы вы тогда сказали? Что я жукотрах? Насекомофил? Или как там правильно?
Анна нервно улыбнулась:
– Вы же понимаете – то, что вы готовите статью о детских площадках, – это последнее, что я могла подумать?
– Да, блин! – Мужчина попытался встать, но его зашатало, и он, охнув, опустился обратно на лавочку. – Может, я чей-то папа и собираю фото для семейного альбома.
– Вы прошли с десяток площадок, – заметила Анна. – И раз пять-шесть сворачивали во дворы. Как-то многовато у вас детей, не находите?
– А может, я донор спермы, – мрачно ответил мужчина.
– Врачебная тайна, – напомнила Анна.
Мужчина закатил глаза:
– Ладно, уели. Неужели действительно так на педофила похож?
Анна молча кивнула.
– Черт, – расстроился мужчина. – Ну как так-то? В таком случае спасибо вам.
– За что? – удивилась Анна.
– Что вы, так сказать, предупредили.
– Бутылкой по голове?
– Ну, хоть бутылкой по голове. А то какой-нибудь папаша мог бы и дубьем по хребту отходить. Так сказать, меньшее зло.
Анна рассмеялась.
– Егор, – представился мужчина.
– Анна.
– Будем считать, что очень приятно, – сказал Егор. – Спасибо, кстати, что камеру не грохнули. Дурацкая привычка – сохранять всю работу тут, на карте памяти. Живу в коммуналке, никому не доверяю. Сопрут, соседский кот ноут обоссыт или дементная бабка не закрутит. А облачным хранилищам не доверяю – их то и дело ломают. Потом еще расползутся детские фото по всяким извращенцам – оно мне надо? Тут у меня фотографий – за год наверное. Мегаемкость, – хвастливо добавил он. – Бывший одноклассник сейчас в Штатах кодит, подогнал их личную разработку, плюс архиватор клевый влепил.
А еще не все родители портфолио своих детей разобрали. Знаете, некоторые совсем шизанутые по поводу фоточек своих деточек. Все мечтают, что из них какие-то модели получатся. Не на подиуме, так хоть в инстаграмчике. Хотите, покажу? – Он включил на фотоаппарате режим просмотра.
Он листал фотографии, на которых застыли дети в неестественных позах, с фальшивыми, приклеенными к лицу улыбками. Мальчики со старательно уложенными гелем модными прическами, девочки с тоннами взрослого макияжа, от чего они были похожи на проституток-лилипутов… Чем-то жутким веяло от этих фотографий. Точно так же, как от фотографий постмортем. Такие же стеклянные глаза, такие же деревянные тела, такое же ощущение
